Array Коллектив авторов - Про Веничку (сборник)

Генрих Манн – “Верноподданный”.

Арнольд Цвейг – “Испытание под Верденом”.

Гейне – все 10 томов.

Гёте – “Вильгельм Мейстер”.

Генрих Манн – Рассказы.

Келлерман – Новеллы.

Гёте – “Фауст”.

Русских:

Фёдор Достоевский – “Записки из подполья”.

Фёдор Достоевский – “Идиот”.

Фёдор Достоевский – “Братья Карамазовы”.

Салтыков – “История одного города”.

Фёдор Достоевский – “Бесы”.

Фёдор Достоевский – “Преступление и наказание”.

Поляков:

Болеслав Прус – “Кукла”, “Форпост”, “Фараон”.

Генрих Сенкевич – “Без догмата”, “Камо грядеши”, “Крестоносцы”.

Пшибышевский – “Homo sapiens”.

6 июня 1947 г. сестра Тамара привезла нас с Веней из больницы посёлка Зашеек (ныне – Полярные Зори) в Кировск.

Шёл снег. Приняли нас в детский дом № 3. Мне дали номер 180, Вене – 181. Поместили в палату из 26 человек.

Мы пошли в школу № 6 в 3-й класс. В школьной библиотеке я сразу взял книгу Дюма “Граф Монтекристо”. Читали мы её под одеялом после 10 вечера (после отбоя). Подъём был в 6 утра, потому я гимн не люблю.

Летом собирали ягоды. Норма – 1 литр черники, чтобы заработать на сладкий чай. Чёрного хлеба до 1949 года была норма 1 кусочек, позднее норму отменили. Но нельзя было зевать – украдут хлеб или колбасу.

У Вени была кличка “Курочка”, потому что он ходил всё время следом за мной. Так было до 1951 года. У меня было прозвище “Бегемот”, потому что я был задиристый, умел постоять за себя и Веню защитить от хулиганов. Дрались обычно детдомовцы с мальчишками с улицы Нагорной.

В школе стреляли из рогаток бумажными пульками, а потом стали стрелять металлическими. Я добился, чтобы это прекратили. Однажды мы пошли в лес поесть ягод. Веня с книгой сел и ел ягоды. На него напали мальчишки, стали бить. Я заступился за брата. Меня побили, но Веньку оставили в покое. Главного хулигана звали Березнов. Я и сейчас его иногда встречаю.

В летние каникулы уходили на озеро Кувшинка, купались, жгли костры, иногда ночевали там. Это озеро находилось выше озера Малый Вудъявр, у горы Айкуайвенчорр, в настоящее время оно высохло. Когда мы учились в шестом классе, Веня пишет на оконном стекле слово “согроватый”, но не объяснил его значения.

За отличную учёбу нас посылали в 1950 году в Палкину Губу, на побережье Белого моря. В Палкиной Губе к нам приехал на два часа отец, который был в это время в заключении. Сидели у залива, охранники стояли рядом, поэтому встреча была не очень интересной. При прощании отец поцеловал нас, а мы плакали. С седьмого класса я был председателем школьного совета.

Девчонок мы не любили, пренебрегали ими, даже за одну парту с ними не садились. С 1951 года мы с Веней отдыхали в разных местах. Я – в Ростове-на-Дону, а он – в Ярославской области. Потом у Вени была другая компания.

Папа вернулся из заключения в 1950 году. В 1952 году приехала мама, забрала меня из детдома, хотя меня не отпускали. Я поступил в горно-химический техникум на обогатительное отделение. Веня остался в детдоме до окончания восьмого класса, до 1953 года. В 1953–54 гг. мы с Веней любили ходить в гору за ягодами, за грибами, купаться. На горе Айкуайвенчорр (Спящая красавица) есть озеро Верхнее.

Мы с братом читали в то время одни и те же книги: всего Горького, Тынянова, Бабаевского – “Кавалер Золотой Звезды”, Шолохова, Закруткина, Седых – “Даурию”, Мельникова-Печерского и т. д.

Был такой эпизод в 1954 году. Конец июня, горела столовая, мы прибежали с братом на пожарище раньше пожарных, услышав пожарную тревогу.

В 1955 году Веня получил телеграфный вызов из МГУ. В Москву он поехал с мамой, так как никогда не выезжал один. Остановились в Москве у тёти Дуни (старшей сестры мамы). Веня прошёл собеседования успешно и приехал домой в Кировск. Осенью мы всей семьёй проводили его в Москву.

Веня приезжал домой на каникулы. Мы оба писали дневники, составляли антологию “Русские поэты”. Дневник свой Веня оставил у нас, когда уезжал. Он был утерян. Иногда Веня писал мне письма, но они не сохранились.

В 1962 году мы вместе с Веней были в гостях у сестры Нины, на Украине. Ходили гулять в парк, в библиотеку. Смотрели фильм “Музыкальная история”. Я научил плавать племянницу Марину.

Последняя встреча была в мае 1990 года в Онкологическом центре. Я приехал с сыном Сашей проститься с Венедиктом. Он уже был очень плох, хотя и в сознании.

Я никогда не писала о своём знаменитом дяде, слишком много написано до меня.

Наша семья, мои родители и мы с сестрой, приехали в Москву в 1966 году из небольшого украинского городка Славянска. Жили мы в Давыдкове, на Славянском бульваре, в небольшой двухкомнатной квартире, недалеко от Кунцева. В 1968 году я училась в восьмом классе, мне было 14 лет, а Венедикту всего 30. Меня он величал Еленой, а я “дядей” его никогда не называла. Вена [2] См. предыдущее примечание. был интересным молодым человеком, высокого роста, с непокорной шевелюрой. Несомненно, он нравился женщинам. С ним в ту пору невозможно было идти по улице: проходящие дамы всегда обращали на него внимание.

У него было прекрасное чувство юмора. Наверное, это ему передалось от нашей бабушки Анны, его мамы. Она до глубокой старости любила пошутить. Вена был шутливо-ироничным, но это никогда не выглядело обидным.

Иногда Вена приезжал к нам со своей первой женой Валентиной. Мне она запомнилась очень привлекательной, складненькой, миловидной женщиной. У неё были длинные волосы, она закалывала их по моде тех времён шпильками на затылке, и ей это очень шло.

В нашей квартире Вена обычно останавливался переночевать, а потом уезжал в Петушки. Бывало так, что привезти что-то в качестве гостинца домой не представлялось возможным, и мы собирали посылку. Один раз это была шапка из кролика для маленького сына, в другой раз мы отдали розового пушистого медвежонка. Я пишу о таких мелочах, чтобы отметить, что он заботился и о своей жене, и о сыне, просто его работа не всегда позволяла сделать это в полной мере.

В 1968 году появился рукописный текст “Москвы – Петушков”. Я пыталась прочитать, мало тогда что понимала и оценить эту вещь по достоинству, конечно, не могла. Это сейчас у нас дома есть всё, что напечатано, хотя многое из того, что пишут о самом Венедикте, не всегда соответствует истине. Каждый журналист расставляет акценты так, как считает нужным.