Борис Емельянов - Снежинск – моя судьба

Мои заботы как секретаря комсомольской организации не отличались особыми сложностями, и я делал то, что от меня требовалось, хотя и без излишнего рвения. Несколько досаждала мне порой лишь чрезмерная, как мне казалось, активность заместителя директора вечернего института по учебной части Сталины Ефимовны Саниной, которая почему-то выказывала к моей персоне явное расположение и часто предлагала какие-то новации. Она была старше меня лет на шесть, но по неуёмному своему характеру превосходила даже самых молодых сотрудников.

Одна из идей, родившаяся в её беспокойной голове, заключалась в том, что и студентов-вечерников надо «охватывать» различными мероприятиями. Первое, что она придумала, были вечера отдыха, в подготовке которых она надеялась на моё участие. Я пытался объяснить ей, что меня избрали секретарем комсомольской организации сотрудников, а не студентов, поэтому я не должен этим заниматься. Кроме того, я был убеждён, что устраивать какие-то вечера для студентов, до предела загруженных и на работе, и в институте, можно было бы только в воскресные дни, на что тоже согласятся немногие. Тем не менее, энергичная Сталина Ефимовна решила попробовать. Она объяснила, что и нашим студентам нужно хотя бы иногда встречаться вместе, в неофициальной обстановке: это им пойдёт только на пользу. Санина оказалась права. Первый вечер отдыха всем понравился. Позднее прошли ещё два или три подобных мероприятия, но постепенно всё как-то незаметно сошло на нет. О вечерах пришлось на какое-то время забыть ещё и потому, что Сталина Ефимовна в конце 1962 года, будучи по образованию химиком, перешла на работу в технологический сектор предприятия. Её место занял В. С. Филонич, о котором я уже рассказывал.

Далеко не всё в комсомольской деятельности приходилось мне по душе. На мою долю выпадали порой и не очень приятные хлопоты. Однажды, например, Филонич попросил меня побеседовать с молодой, почти совсем незнакомой мне женщиной, работавшей в институте уборщицей. Я видел её очень редко и ничего не знал о её проблемах. Оказалось, что она уже дважды пыталась покончить с жизнью. Я очень усомнился в своих способностях направить её на путь истинный, не верил в её «исправление» и Валерий Степанович, но всё же уговорил меня попробовать. Худенькая, небрежно одетая, с каким-то отрешённым выражением во взгляде, женщина произвела на меня довольно тягостное впечатление. Беседовали мы с ней долго, говорил в основном я, стараясь вести себя предельно деликатно и пытаясь понять, что у неё на душе.

Не знаю, повлияла ли эта беседа или какие-то другие обстоятельства, не известные мне, но эта женщина около двух лет продолжала работать в институте, и при встречах здоровалась со мной. Случалось ли с ней что-либо неприятное впоследствии, мне не известно.

Вторую беседу, но совершенно по другому поводу, мне пришлось проводить с человеком неординарным и потому, наверное, казавшимся многим странным. Это была преподаватель физики молодой специалист Евгения Смирнова, окончившая Ленинградский госуниверситет. Худая, с необычной формой продолговатого, неестественно узкого, некрасивого лица и очень живыми, горящими глазами, она всегда говорила всё, что думала, совершенно не заботясь о том, как к этому отнесутся окружающие. Меня это слегка забавляло, но не обескураживало. Я видел в ней человека редкой искренности, всегда очень просто и чётко выражавшего свои мысли, но некоторые её суждения не придавали ей авторитета среди сотрудников – по большей части, таких же молодых, как и она.

Женя, например, говорила, что она учёная, замуж выходить не собирается, а если и выйдет, то за такого человека, который будет вести домашнее хозяйство, ходить по магазинам и готовить пищу. Мы в таких случаях подтрунивали над ней, но она была совершенно убеждена в своей правоте и отметала все наши суждения на её счет. Кроме того, она любила подчёркивать, что училась у выдающегося учёного физика-теоретика В. А. Фока, считая, по-видимому, что это давало ей неоспоримое превосходство над другими преподавателями. Скорее всего, её знания в области физики действительно были намного выше среднего уровня, но студенческая аудитория её не понимала. Вскоре до В. С. Филонича стали доходить многочисленные жалобы, в обоснованности которых он убедился, побывав на одной из лекций Смирновой. Он пытался ей объяснить, что она выступает не перед аспирантами, а перед обычными студентами, да ещё и вечерниками, и поэтому материал надо излагать более доступным языком и в рамках учебной программы, но Женя не могла заставить себя опуститься на столь «примитивный» уровень и продолжала занятия в том же духе. Валерий Степанович обратился ко мне как к секретарю комсомольской организации с просьбой как-то вразумить Смирнову. Я сначала отказывался, тем более что она в комсомоле не состояла, но просьба хорошего человека – дело святое, и я согласился поговорить с Женей, заранее предчувствуя бесперспективность этой затеи. Беседа состоялась, моя подопечная неожиданно выразила согласие с моими доводами, но так и не смогла изменить своей манере. Вскоре её попробовали на курсах повышения квалификации для наиболее подготовленных специалистов предприятия, но даже они не смогли оценить её научные экскурсы в область теоретической физики. Года через два Смирнова попросила отпустить её из института. Никто не возражал, и она уехала, как потом мы узнали, в Крым, где, после успешного решения какой-то очень непростой тестовой задачи, была принята в астрофизическую обсерваторию.

Несмотря на хорошее отношение ко мне и молодых коллег, и руководства института – в том числе и за мою общественную работу, я оценивал свои организаторские способности как весьма скромные и никогда не стремился к какому-то лидерству. Тем более неожиданным было вручение мне в конце октября 1961 года в горкоме ВЛКСМ Похвального листа «в честь 43 годовщины ВЛКСМ и за активное участие в работе комсомольской организации». Я воспринял это внимание ко мне как недостаточно заслуженное и вскоре забыл об этом поощрении.

Годовщина советского комсомола отмечалась на фоне куда более значимого события – 22-го съезда КПСС, который проходил необычно долго – с 17 по 31 октября 1961 года. Естественно, мне нужно было не только самому постигать суть решений съезда, но и обеспечить изучение комсомольцами его материалов.

Главным документом, которому уделялось особое внимание, была новая Программа КПСС. Она неизменно включалась в планы политической учёбы, не обходились без её обсуждения и некоторые партийные, комсомольские собрания, а также политинформации, проводимые один раз в две недели в трудовых коллективах.