Симон Тер-Петросян - Сталин. Мой товарищ и наставник

– Позвольте узнать, – уже вежливо спросил Бозарджянц, – а кому это «вам»?

Я ему так же вежливо ответил:

– Если вы подумаете как следует, то сами ответите на свой вопрос. 22 апреля вы в городе были или уезжали куда-то?

Он все понял. Дернул себя за ус и говорит:

– Десять – это много. Могу дать три процента.

У меня чуть сердце не остановилось от радости. Получилось! Все получилось! Раз торговаться начал, значит, все понял. И десять процентов я правильно назвал. Должен же быть запас для торга, с этой публикой без торга ни о чем не договоришься.

Сторговались мы на семи процентах. Первый взнос мне Бозарджянц прямо сразу и сделал.

– Расписку напишите, пожалуйста, – попросил.

– Мы расписок не пишем, – ответил я. – В нашей среде людям принято на слово верить. Да и что вам даст моя расписка? Вы с ней что, к мировому пойдете?

Мы после долго с товарищами смеялись над этой распиской. Сами друг над дружкой тоже стали подшучивать: «Напиши-ка мне расписочку».

От Бозарджянца я поехал к другому крупному табакопромышленнику – Сафарову. Того в конторе не оказалось – приболел. Ничего, подумал я, дома еще удобнее разговаривать, и поехал к нему домой на Гановскую. Решил, что если он серьезно болен, так не примет меня, а если накануне вина перепил, то можно и поговорить, ничего страшного.

Моя догадка оказалась верной. По опухшей физиономии Сафарова было видно, что накануне он хорошо кутил. Принял меня в халате, на столе – графин с коньяком, абрикосы сушеные, изюм. Мне первым делом коньяку предложил. Я пожелал ему здоровья, выпил и сказал, зачем пришел.

– Это вы напрасно, – спокойно сказал мне Сафаров. – Мои рабочие не бастуют. Я плачу им хорошо, рабочий день у меня короче, чем на других фабриках, штрафов нет, обращение вежливое. Люди всем довольны, живут, словно в раю, а довольного работника даже силой бастовать не заставишь.

У него на фабрике условия действительно были чуть лучше, чем на других, но райскими их назвать было нельзя. Какой там рай! Скорее каторга.

Я распрощался и ушел. На следующий день мы начали готовить забастовку у Сафарова. Начали ее в понедельник. Небольшая часть работников выходила на работу, но большинство не работали, фабрика встала. Требований было два – увеличить плату на треть и сократить рабочий день на час. Сафаров бегал по фабрике, кричал, что у него и без того самые лучшие условия в Тифлисе и что он знает, почему на самом деле началась забастовка, но это не помогло – забастовка продолжалась. Рабочие, поддерживаемые нашей организацией, были настроены решительно. Удивительно, но даже полиция была на нашей стороне не на словах, а на деле. От наших осведомителей нам стало известно, что полицмейстер пригласил Сафарова к себе и устроил ему выволочку за то, что он сейчас, в такое трудное время, то есть сразу же после демонстрации 22 апреля, озлобляет рабочих. Власти, напуганные тем, как мы выступили в тот день, боялись худшего.

Сам найти меня Сафаров не мог, а я намеренно не торопился с ним встречаться, отложил это дело до пятницы, чтобы упрямый фабрикант успел бы «созреть» для повторного разговора. В пятницу с утра я приехал к нему в контору.

– Это настоящий разбой, но я вынужден согласиться! – сказал Сафаров. – Вы выкручиваете мне руки. Но принять ваши условия я не могу. Десять процентов это очень много!

– Вы примете не только наши условия, но и условия ваших рабочих! – ответил я. – Сами виноваты, можно было бы не доводить до забастовки. И скажите спасибо, что мы теперь не требуем пятнадцать процентов.

Если уж говорить честно, то Сафаров заслуживал скидки, а не надбавки. Его пример убедил других, что с нами лучше не спорить. Он повсюду рассказывал, что к нему приходил «человек от социалистов», то есть делал нам рекламу. Новость мгновенно разнеслась по городу, и те, к кому я приходил после Сафарова, обычно сразу же соглашались. Мало кого приходилось вразумлять при помощи забастовок.

Окончательный итог торга с Сафаровым был таким – ежемесячно десять процентов от прибыли он платит нам, плату рабочим повышает на двадцать процентов, а рабочий день сокращает на полчаса. В субботу фабрика возобновила работу.

Налог с буржуев был для партии хорошим подспорьем. Со временем наши товарищи стали собирать его по всей империи, но начало было положено в Тифлисе, и эта идея принадлежала Сталину. Об этом сейчас никто не вспоминает, а я считаю своим долгом напомнить. И делаю это не потому, чтобы сказать: «Я тоже к этому причастен», – а для того чтобы показать, сколько ценного сделал для победы революции товарищ Сталин.

Полностью весь Тифлис обложить налогом нам не удалось, но большинство промышленников регулярно пополняли партийную кассу. Мне нравилась ирония, проступающая во всем этом – выходило так, что буржуазия сама оплачивала подготовку к ее свержению.

Капиталист – это капиталист. Если появляется возможность навредить конкуренту, капиталист непременно попытается ее использовать. Меня и других наших товарищей буржуи не раз пытались натравить на конкурентов.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Скорее всего, это намек на Григория Евсеевича Зиновьева (настоящая фамилия – Радомысльский; 1883–1936) – российский революционер, советский политический и государственный деятель, расстрелянный по делу Антисоветского объединённого троцкистско-зиновьевского центра. По свидетельству жены Камо Софьи Васильевны Тер-Петросян (Медведевой), ее муж не любил Зиновьева и считал его ни на что не способным болтуном. (Примечания, кроме особо оговоренных, подготовлены редакцией издательства «Яуза».)

Во всей рукописи Камо называет И.В. Сталина то по фамилии, то по имени.

Приставка «Тер» в фамилии Камо свидетельствует о принадлежности к роду священников.

Диди-Лило – деревня близ Тбилиси, в которой родился отец Иосифа Виссарионовича Сталина Виссарион Джугашвили. Ныне Диди-Лило – поселок городского типа, который входит в муниципалитет Тбилиси.

В дореволюционной России традиционные окончания армянских фамилий часто заменялись на «-ов».

Имеется в виду должность мастера – начальника небольшого производственного участка, которую в наше время занимают лица с высшим инженерным образованием.