Давид Полторак - Воспоминания о моей жизни

Так, будучи уже взрослым человеком, работая в Одессе по заданию Министерства заготовок (руководителем строительства Одесского элеватора в порту), он по окончании строительства решил остаться в Одессе главным инженером этого предприятия, хотя постоянное место его работы было в Москве. Главной побудительной причиной этого решения была привязанность к матери, которая в это время после инсульта нуждалась в повседневной помощи. Так он и остался в Одессе.

Мирон, средний брат, был ближе ко мне по возрасту. У нас разница была в семь лет. Тем не менее мы с ним многое обсуждали. Он всегда отличался любовью к чтению – читал произведения художественной, политической литературы. Мне всегда было интересно его мнение о прочитанных книгах.

Мирон, как и другие братья, был всегда готов помочь мне, но делал это чаще старших братьев. Обращаясь к нашим с ним зрелым годам, вспоминаю его неоднократные «субсидии» для поправки моего здоровья. Когда же встал вопрос о приобретении мною самостоятельного жилья, то он, как и Аркадий, передал мне треть необходимой суммы денег для внесения в строительство кооперативного дома на «Речном вокзале».

Мой брат Аркадий (Нюрнберг, 1945 год)

Кстати, вопрос о самостоятельном жилье где-то в конце 60-х годов стал особенно актуальным. У всех нас проявилось желание строить свою жизнь отдельно. Тем не менее при поисках вариантов мы твердо исходили из необходимости прежде всего подбирать себе жилье поблизости друг от друга. Так оно и получилось. Мой и Миронов жилищные кооперативы располагались в получасе езды друг от друга. Мы тесно общались и ездили в гости.

Обложка книги «Нюрнбергский процесс»

Наиболее успешным в нашей семье был Аркадий. Годы службы в армии, на фронте способствовали росту его авторитета. После выхода его труда «Нюрнбергский эпилог» и докторской диссертации «Нюрнбергский процесс. Основные правовые проблемы» имя Аркадия стало популярным среди ученых-историков, правоведов. Крупные общественные и государственные деятели, известные политики считали для себя обязательным иметь книгу Аркадия. Ему часто приходилось выезжать на читательские конференции. Книгу выдвинули на Ленинскую премию. Его приятелями стали многие представители «высшего света».

Международный военный трибунал

При всем этом он оставался нашим заботливым и добрым братом, не переставал помогать в любой ситуации. У него было много чему поучиться. Будучи старшим научным сотрудником в Институте государства и права, Аркадий строго придерживался выработанного режима дня. Обычно его трудовой день начинался в девять часов утра. Работал он преимущественно дома. Утренние часы были святыми. До двух часов дня он сидел и писал, а мы с Мироном, жившие рядом, старались не беспокоить его. Лишь изредка он выходил из своего кабинета и разговаривал с нами.

Своим даром юриста-международника и богатейшим опытом он делился со многими друзьями. Помню, как однажды сидел с ним и раздался звонок. Звонили из «Политиздата» и просили его написать книгу о Нюрнбергском процессе для юношества. После этого звонка он долго уговаривал меня взяться за эту работу, обещал помочь, быть ее редактором. Но я в это время «рожал» свою диссертацию и по срокам, предложенным «Политиздатом», не мог за это взяться. Потом очень сожалел.

Нюрнбергский процесс. Показания дает фельдмаршал Паулюс

На встрече Аркадия Полторака с маршалом Жуковым в Институте государства и права. Здесь они обменялись своими мемуарами

Не только я, но и братья воспринимали его как самого родного человека. Его ближайшими друзьями были известный юрист и писатель Лев Шейнин, председатель Верховного суда СССР Л.Н. Смирнов, писатели Борис Полевой, Константин Симонов, юрист Е.Б. Зайцев. Он часто встречался с ними и под их влиянием начал пробовать себя в различных жанрах литературы, кинематографии. Вместе с Е.Б. Зайцевым они написали несколько книг, выступили в качестве авторов сценариев художественных фильмов.

Я всегда гордился достижениями брата и не переставал радоваться его успехам.

В свободное от учебы время у мальчишек нашего двора были занятия самые разнообразные. Конечно, все мы любили море, но, к сожалению, нас одних не пускали на пляж. Иногда отпускали со взрослыми соседями.

Довольно долго, по одесским меркам, я не умел держаться на воде и завидовал тем, кто, доходя до уровня плеч, смело отталкивался ногами от дна и плыл к флажкам. Однако в десять лет меня все же научили плавать, но это случилось не в Одессе.

Море меня, как одессита, притягивало очень сильно. Но все мои попытки научиться плавать часто заканчивались тем, что я вылезал из моря продрогший и наглотавшийся морской воды. Однако странное чувство я испытывал потом, купаясь в пресноводных реках или озерах: мне казалось ненормальным ощущать во рту вкус пресной воды, а вкус морской воды представлялся нормальным.

Всегда любил слушать рассказы взрослых о морских путешествиях, контрабандистах, которые в XIX веке часто высаживались на берегах под Одессой в катакомбах, устраивали там свои базы и через тайные ходы входили в город – часто в его центре. Надо сказать, что рассказы о катакомбах всегда волновали ребят, и мы старались найти подтверждение рассказам взрослых о том, что город стоит на песчанике, который уже много лет разрабатывается как строительный материал.

Нам, мальчишкам, хотелось самим добраться до катакомб. Кто-то подсказал, что в подвалах нашего дома можно найти проход в катакомбы. Вооружившись фонариками и кусками труб, мы около двух недель спускались в подвал, где искали возможность расширить встречавшиеся небольшие отверстия, чтобы пройти в хорошо различимые коридоры из песчаника. Для этого долбили кусками труб небольшие отверстия в перегородках из того же песчаника. Но все было тщетно.

Спустя много лет после Великой Отечественной войны я побывал на экскурсии в катакомбах. Кроме того, представления о катакомбах сложились, опять же, в послевоенное время после посещения одного из художественных музеев, расположенного в бывшем княжеском особняке на Херсонской улице, ведущей от центра города вниз, на Пересыпь. Здесь, после просмотра картин западных мастеров в залах второго и третьего этажа, экскурсовод предложила спуститься в подвальное помещение, откуда длинный и узкий каменный коридор вел к морю. Мы долгое время шли этим коридором с фонарями и добрались до огороженного места, за которым был виден провал. За ним еле-еле слышался плеск воды. По свидетельству экскурсовода, там, внизу, был небольшой заливчик, примыкающий к каменному коридору, по которому ходили контрабандисты. По этой дорожке они шли, попутно складывая товары, привезенные из дальних стран.