Дональд Рейфилд - Сталин и его подручные

Историки черпают свои теории из целого комплекса наук: возможно, они недостаточно знают зоологию. Ни с чем не сравнится насилие в большой стае шимпанзе или бабуинов, руководимой самцом-вожаком, когда пищи или территории не хватает. Жизнь, выражаясь словами Томаса Гоббса, «одинока, бедна, гадка, жестока и коротка», когда общество лишается того сложного равновесия сил – судебной системы, армии, исполнительной власти, общественного мнения, религии, культуры, – которые сдерживают не только друг друга, но и анархию и тиранию. Несчастье России и Германии заключалось в том, что злые гении, Ленин и Гитлер, захватили власть именно тогда, когда мировая война и статус парии в мировом порядке привели их страны к полной разрухе. Но даже в стабильном обществе, не знавшем ни войны, ни бедности, можно в любом маленьком городе завербовать достаточно людей для службы в Освенциме. Этот факт доказал американский психолог Стэнли Милграм в 1960-х гг.: в ходе эксперимента он без труда уговорил две трети добровольцев из публики исполнять приказы мнимых ученых в белых халатах, требовавших применять якобы летальную шокотерапию к мнимым подопытным, если те неправильно отвечали на вопросы.

В Германии никто, кроме горсточки умалишенных, не отрицает, что был холокост, в котором погибло шесть миллионов евреев. Последний образованный «историк», который всерьез отрицал назначение Освенцима, англичанин Дэвид Ирвинг, недавно отсидел срок в австрийской тюрьме. Его выступления, впрочем, производят хоть какой-то положительный эффект: они заставляют настоящих историков рыться в архивах и излагать факты еще более убедительно, чтобы Ирвинг окончательно замолк. Но в России и даже в других странах еще слышны голоса тех, кто утверждает или намекает, что никакого сталинского геноцида не было, а если и был, то его плохие стороны сильно преувеличены. Чтобы перекричать такую разноголосицу вранья, историк должен постоянно напоминать о том, как все было на самом деле.

Многим нацистским убийцам удалось улизнуть от нюрнбергских судей, но тем не менее Нюрнбергский трибунал начал процесс реабилитации для Германии. В СССР, несмотря на расстрел Берия и дюжины его приспешников, доклад Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС в феврале 1956 г., население никогда не оказывалось лицом к лицу с преступлениями своей истории. Виновников сталинских убийств никогда не заставляли признаться или раскаяться в преступлениях; их даже не всегда отстраняли от власти. Несмотря на перестройку и распад Советского Союза, сталинизм остается застарелым заболеванием в политическом организме России; эта болезнь может вспыхнуть в любое критическое время. Первой причиной, по которой написана эта книга, стала необходимость рассмотрения фактов с новой точки зрения; второй – лавина документальных материалов. Как и нацисты, сталинские палачи и чиновники оставили после себя огромную гору бумаг и фотографий – свидетельств самых позорных их преступлений. В 1989 г. архивы, еще почти целиком под ведомственным присмотром КГБ, начали рассекречивать свои материалы и разрешать посторонним ограниченный доступ. В начале 1990-х гг. доступ расширился: даже Президентский архив и Кузнецкий Мост приоткрывали свои двери. Большей частью новое поколение исследователей искало и находило ценные документы в Российском государственном архиве социально-политической истории (в 1990-х называвшемся Российским центром хранения и изучения документов новейшей истории) и в Государственном архиве Российской Федерации. В конце ельцинской эпохи начался откат. Некоторые архивы полностью или частично закрыты, другие переехали на окраину города и сильно ограничили доступ.

Моя собственная исследовательская работа была сосредоточена в упомянутых архивах, в Российском государственном архиве литературы и искусства и в менее известных – Грузинском государственном архиве, Гуверовском институте, куда недавно переправлено то, что осталось от архива Нестора Лакобы. Вообще сохранилось достаточно материала для тысячи исследователей с тысячей ноутбуков на тысячу лет; очень многое еще не раскрыто, особенно учитывая, сколь плохо в архивных путеводителях и каталогах отражено реальное содержание хранилища.

К счастью, за последние двадцать семь лет несколько десятков самоотверженных и часто малопризнанных российских историков издали несколько сотен книг и несколько тысяч статей. Некоторым из них я очень обязан материалом и идеями и стараюсь в библиографии и в примечаниях отсылать читателя к первоисточникам. Из всех публикаций, может быть, самые важные и убедительные – никому не доступные раньше записи и стенограммы заседаний ЦК, обсуждений в политбюро, телеграмм, телефонных разговоров, писем, особенно от Сталина и Сталину, переписки между приближенными Сталина. Приговоры НКВД, протоколы допросов, биографические сведения, переписка интеллигенции, дневники, доклады ОГПУ и НКВД об общественном мнении и подслушанных разговорах тоже открывают доступ во внутренний мир сталинских палачей.

Тем не менее, пользуясь статьями и книгами историков, нельзя упускать вероятность пристрастного суждения и других субъективных факторов. Историков, российских и зарубежных, можно подразделить на несколько категорий. Самую малочисленную и достойную составляют историки, которые излагают материал как можно объективнее и оценивают, не упорствуя в своем мнении, весомость каждого аргумента и факта, причину каждого поступка и события. Такими историками являются, например, Олег Хлевнюк и Александр Кокурин, Александр Островский (автор замечательной работы «Кто стоял за спиной Сталина?»), Константин Залесский, который составил биографическую энциклопедию «Империя Сталина»; Марк Янсон и Никита Петров, биографы Ежова; Константин Скоркин, в соавторстве с Никитой Петровым составивший биографический справочник «Кто руководил НКВД, 1934–1941»; Майкл Парриш, который вслед за Робертом Конквестом, автором книги «Большой террор» («The Great Terror») написал «Малый террор» («The Lesser Terror»).

Вторая группа историков, более популярных, обрабатывает архивные источники, чтобы получилось хорошее повествование: среди них можно назвать Леонида Млечина, Кирилла Столярова, Аркадия Ваксберга, Виталия Шенталинского, Бориса Соколова, покойного Дмитрия Волкогонова.

Третья группа, чьи книги не менее полезны, состоит из тех, кто лично был вовлечен в события как жертва, родственник жертвы, а то и как виновник происходившего или его родственник. У них есть доступ к сведениям, закрытым для других. Конечно, некоторыми из них движут личные побуждения, иногда корыстные.

У бывших сотрудников КГБ есть уникальные источники, но они не всегда способны смотреть правде в глаза или признаваться в ней.