Владимир Костицын - «Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники

Но в окончательный список кандидатов в академики по математическим наукам вошли не Д. Ф. Егоров и не Н. Н. Лузин, а харьковчанин С. Н. Бернштейн, ленинградец И. М. Виноградов и киевлянин Н. М. Крылов. Впрочем, Лузин, все-таки избранный 12 января 1929 г. академиком по кафедре… философии отделения гуманитарных наук, позже, 31 января 1931 г., был «перечислен» на кафедру математики отделения физико-математических наук АН СССР на освободившееся место невозвращенца Я. В. Успенского. В свою очередь Д. Ф. Егоров, избранный 13 февраля 1929 г. почетным членом АН СССР, уже в октябре 1930 г. был арестован по делу «Всесоюзной контрреволюционной монархической организации “Истинно-православная церковь”» и приговорен к 5-летней ссылке в Казань, где, объявив голодовку, скончался в больнице. См.: Ермолаева Н. С . Новые материалы к биографии Н. Н. Лузина; Переписка Н. Н. Лузина с А. Н. Крыловым / Публ. и примеч. Н. С. Ермолаевой // Историко-математические исследования. М., 1989. Вып. XXXI. С. 195–196, 205.

Запись от 5 июня 1950 г. – Тетрадь III. C. 130–136.

При непосредственном участии мемуариста в книжной серии «Современные проблемы естествознания» (под общей редакцией А. Д. Архангельского, В. А. Костицына, Н. К. Кольцова, П. П. Лазарева и Л. А. Тарасевича) вышли кн.: Борель Э . Случай / Пер. с фр. Ю. И. Костицыной под редакцией проф. В. А. Костицына. М.; Пг., 1923 (см.: Предисловие редактора. С. VIII–X); Вегенер А . Происхождение Луны и ее кратеров / Пер. И. Б. Румера под редакцией А. Д. Архангельского и В. А. Костицына. М.; Пг., 1923; Аррениус С . Жизненный путь планет / Пер. с нем. под ред. В. А. Костицына. М.; Пг., 1923. В другой серии, «Классики естествознания», которую редактировали те же пять лиц, была издана кн.: Классические космогонические гипотезы: Сб. оригинальных работ / Пер. С. Н. Блажко, Ю. И. Костицыной, А. А. Михайлова; под общей ред. и со вступ. ст. В. А. Костицына. М.; Пг., 1923 (см.: Костицын В. А. Классические космогонические теории и современная астрономия. С. 5–32; Блажко С., Костицын В . Примечания. С. 166–168; Костицын В. Библиографический указатель. С. 169–170).

Имеется в виду «Энциклопедический словарь Гранат» (7-е изд. вышло в 58 т.), издававшийся с 1910 г. товариществом «Братья А. и И. Гранат и K°», после 1917 г. – Русским библиографическим институтом Гранат.

Запись от 6 июня 1950 г. – Тетрадь III. C. 137–144.

Запись от 8 июня 1950 г. – Там же. C. 150–153.

В объявлении деканата сообщалось: «Физико-математический факультет в экстренном заседании 27 января 1922 года постановил: созвать в ближайшем времени совещание профессоров и преподавателей всех факультетов Московского университета для совместного изыскания выходов из создавшегося материального положения университета и его преподавательского персонала. Впредь же до решения указанного совещания постановлено на физико-математическом факультете занятий не начинать» (ЦГА Москвы. Ф. Р – 1609. Оп. 1. Д. 610. Л. 1–2). Состоявшееся 1 февраля «объединенное собрание профессоров и преподавателей всех факультетов» большинством голосов приняло решение «не возобновлять занятий» и «обратиться в Совет Народных Комиссаров с целью указать на то катастрофическое положение, в котором находится высшая школа в России вообще и Московский университет в частности». В обращении к Совнаркому, в частности, говорилось: «Это постановление не есть обычная забастовка; это просто констатирование существующего факта невозможности возобновить занятия при нынешней системе снабжения школы и оплаты труда. Вести занятия со студентами в лабораториях при отсутствии всех необходимых материалов, а в клинике – при отсутствии медикаментов и питания для больных – значит обманывать студенчество и обманывать власть. Этот обман длился достаточно, и профессура не считает себя вправе его далее продолжать. Не легко людям, для которых дело науки и дело высшей научной школы есть дело жизни, дорогое любимое дело, отказываться от продолжения занятий, но делать это приходится поневоле и вынужденно. Момент, когда горькая истина появляется во всей обнаженности, рано или поздно наступает, и сейчас он наступил» (ГАРФ. Ф. Р – 130. Оп. 6. Д. 871. Л. 1–5).

«В декабре 1921 г., – отмечал В. В. Стратонов, – началось сильное брожение между математиками. Значительная их группа, человек 30–40, почти все преподававшие в Московском университете (а также частью в Московском высшем техническом училище, в коммерческом институте и пр.), признала, что для них нет иного выхода, как прекратить преподавание высшей математики и искать др. работу. Во время возникновения этого движения я отсутствовал, поехавши в мнимонаучную командировку в Одессу. По роли декана меня заменял математик В. А. Костицын. Вернувшись, я узнал от Костицына (это было в середине января 1922 года), что движение математиков зашло уже довольно далеко и что на ближайшем заседании нашего факультета, которое состоится в среду через два дня, ими будет поднят вопрос об объявлении забастовки». Поскольку на упомянутом заседании, указывал Стратонов, «почти все голоса высказались за забастовку» («воздержавшихся было два или три, – между ними восставший против забастовки А. П. Павлов, опасавшийся, как бы при этом не пострадали чисто научные интересы»), декану поручили «экстренно созвать общее собрание всех профессоров и преподавателей университета». Собралось «человек 400–500», включая и «красных профессоров» с представителями Наркомата просвещения. После речи Стратонова, объяснившего, что забастовка не носит политический характер, начались горячие прения, в ходе которых снова возражал А. П. Павлов и ректор В. П. Волгин, убеждавший профессоров, что «лучше обратиться с ходатайством по начальству». Но при голосовании, подчеркивал Стратонов, «подавляющее большинство, не менее двух третей голосов, высказалось за общеуниверситетскую забастовку». Собрание постановило «избрать делегацию из пяти человек, которая, впредь до следующего собрания, повела бы руководство университетскими делами», и по результатам голосования в нее вошли В. С. Гулевич, В. А. Костицын, А. П. Павлов, Д. Д. Плетнев и В. В. Стратонов ( Стратонов В. В. По волнам жизни. Л. 259–261).

На самом деле делегатами были избраны профессора В. С. Гулевич, В. А. Костицын, А. П. Павлов, Д. Д. Плетнев, Г. В. Сергиевский и В. В. Стратонов, подписавшие два обращения в Совнарком, в первом из которых говорилось: «Московский университет, старейший в России, после 167-летнего служения русскому народу и науке, ныне прекратил занятия. Московская профессура неоднократно призывала власть вникнуть в острокритическое положение высшей школы. Она стремилась привлечь на угрожающую катастрофу внимание и носителей высшей власти. Все было бесплодно, и иного пути, к прискорбию преподавателей, не оказалось. Когда страна разорена, обнищала – последней ее надеждой должны быть знания и наука. Школу надо было оберегать до последней крайности. Ввергнутая в невежество страна исторически будет отброшена на несколько столетий. Она неминуемо станет добычей культурных соседей. После разрушения средней школы теперь гибнет и высшая, почти лишенная материальных средств и отрезанная от мировой науки. Провинциальные университеты, десятки лет служившие с честью народу и науке, закрываются или превращаются в средние школы. Огонек науки еще теплится в столичных университетах. Клиники, лаборатории, кабинеты получают ассигнования в десятки раз меньше, чем нужно. Аппараты изношены, новых не приобретается. Лечить и работать нечем: медикаменты и реактивы иссякают. Новой литературы почти нет, общение с заграничными учеными затруднено до крайности. Отопление скудное, или его вовсе нет. Преподаватели вознаграждаются во много раз меньше, чем нужно, чтобы научно работать. Они должны работать на стороне, совмещая по много должностей. Скудное содержание выплачивается им через 2–3 месяца, и деньгами уже иной, меньшей ценности. Для ученой работы сил и времени не остается. Преподавание ведется переутомленными людьми. Профессура обессилела и изнемогает. Многие преждевременно умерли от истощения и непосильного для ученых физического труда. Иные кончили самоубийством. Большинство оставшихся, чтобы существовать, распродали имущество, книги. Страна, и раньше бедная научными силами, теперь обнищала. Московский университет не хочет вводить в обман ни представителей власти, ни учащуюся молодежь, ни народ. Надо решиться на одно из двух: или высшие учебные заведения закрыть или прямо и решительно покончить с бывшим до сих пор отношением к высшей школе и ее преподавателям» (ГАРФ. Ф. Р – 130. Оп. 6. Д. 871. Л. 26).