Дмитрий Шепилов - Непримкнувший. Воспоминания

Стояли бархатные мартовские дни. На «ближней» даче недвижимо несли свою вахту великаны-сосны, закованные в белоснежные доспехи. Первозданной чистоты лебяжий пух покрывал парк, ледяное зеркало пруда. В лимонарии нежились оранжевые плоды цитрусовых. Бешено прыгали с ветки на ветку, крутили лапками деревянные барабаны бельчатника пушехвостые зверушки.

Сталин, бывало, подолгу стоял у бельчатника и со смехом следил за сальто-мортале белок. Чуя приближение весны, заводили свои мелодичные песенки кокетливые синицы в черных беретиках. Шустрые клесты трудились над еловыми шишками. С отвратительным карканьем бросалось на кухонные отбросы воронье.

Но каменная тишина и непоколебимая размеренность жизни на «ближней» даче были сейчас нарушены. Необычно часто въезжали и выезжали машины с людьми, продуктами, баллонами, кислородными подушками…

Дежурные члены Президиума рассматривали текущие бумаги, прохаживались в одиночку, парами и группами по парку, заглядывали в бильярдную.

Позже Н. Хрущев с присущей ему красочностью многократно рассказывал нам, как проходили эти дежурства.

Конечно, больше всего говорили о том, как перестроить партийное руководство, управление хозяйством после смерти Сталина; из кого составить руководство, как распределить портфели. Спрашивали мнение у каждого.

Характерно, что Л. Берия с первого же разговора предложил объединить Министерство государственной безопасности и Министерство внутренних дел в одно – Министерство внутренних дел СССР – и сделать его министром этого объединенного министерства. Хрущев по этому поводу заметил: «Я сразу смекнул, куда гнет Берия. Ведь в руках такого министра будут и вся вооруженная охрана членов правительства, и вся милиция, и дивизии МГБ, и пограничные войска. Но я, конечно, не подал ему и вида, что кумекаю, куда ведут его планы. Наоборот, я все время говорил ему: конечно, Лаврентий, так и сделаем, это самое правильное будет; а про себя думал: погоди, голубчик, все будет не так, как ты замышляешь!»

Берия с трудом скрывал свое ликование по поводу постигшего Сталина удара. Он пытливо и въедливо допрашивал дежуривших у постели профессоров о малейших зигзагах в течении болезни и лихорадочно ждал, когда же наступит желанная развязка. Но вместе с тем Берию не покидала сосущая внутренняя тревога: кто его знает, не выкарабкается ли Сталин из кризиса, не преодолеет ли болезнь?

И действительно, утром 4 марта под влиянием экстренных лечебных мер в ходе болезни Сталина как будто наступил просвет. Он стал ровнее дышать, он даже приоткрыл один глаз, и присутствовавшим показалось, что во взоре его мелькнули признаки сознания. Больше того, им почудилось, что Сталин будто хитровато подмигнул этим полуоткрывшимся глазом: ничего, мол, выберемся!

Берия как раз находился у постели. Увидев эти признаки возвращения сознания, он опустился на колени, взял руку Сталина и поцеловал ее. Однако признаки сознания вернулись к Сталину лишь на несколько мгновений, и Берия мог больше не тревожиться.

Хрущев, естественно, не рассказывал, какие мысли обуревали его в эти предсмертные дни и часы Сталина. Но эти мысли скоро, очень скоро стали проступать все отчетливее и материализоваться.

Все близкие к ЦК люди знали, что Хрущев – фаворит Сталина. За последний период патологические черты в психологическом состоянии диктатора все нарастали. Это обуславливало и изменения в его отношении к окружающим. Он уже опасался Берии и часто избегал встреч с ним. Он уже зачислял в разряд вражеских лазутчиков Молотова, Ворошилова, Микояна. В своей маниакальной одержимости он периодически менял работников МГБ и обслуживавших его лиц. Но именно в этот период дошедшей до апогея подозрительности Сталин потребовал перевода в Москву Хрущева и сделал его секретарем Центрального и Московского комитетов партии.

Но Хрущев не довольствовался положением одного из секретарей ЦК. После И. Сталина вторым секретарем ЦК был А. Жданов, а после его смерти Г. Маленков. Хрущев исходил из того, что главенствующее положение в ЦК дает возможность расставлять нужным образом кадры во всех сферах государственной, экономической и общественной жизни, руководить всеми республиканскими и местными партийными организациями, держать в своих руках все ключевые позиции управления. И Хрущев рвался на первую роль в этой сфере, лелея те же честолюбивые мечты, что и Берия, но избрав для достижения своих целей другие, обходные пути.

В предварительных переговорах Хрущев сразу заявил, что хотел бы целиком сосредоточиться на работе в Центральном Комитете партии и освободиться от обязанностей секретаря Московского комитета. С этим согласились все, не предвидя тогда, к каким роковым последствиям это может повести.

В. Молотов был по-прежнему замкнут, каменно холоден, словно все нарастающее кипение страстей не имеет к нему никакого отношения.

В этих условиях назначение покладистого, не особенно самостоятельного и лишенного претенциозности Г. Маленкова на пост Председателя Совета Министров СССР казалось на данной стадии приемлемым. Оно было пока приемлемым и для Берии и Хрущева, для каждого из них – со своих особых позиций, со своим дальним прицелом.

…Машина мчалась по улице Горького. В унисон этому бешеному бегу в мозгу бушевал вихрь мыслей, воспоминаний, вопросов, образов. Улица Горького сверкала разноцветными огнями фонарей, витрин, вывесок, как в новогоднюю ночь. Охотный Ряд. Красная площадь – величественная, притихшая.

Мы срезаем угол перед Лобным местом и подъезжаем к Спасским воротам. Шофер сильно притормаживает машину. С обеих сторон к боковым стеклам приникают офицеры охраны Кремля, в меховых бекешах и шапках. Они узнают, не требуют предъявления документа и дают знак на проезд.

Вот Спасская улица и Ивановская площадь. Всюду разлита какая-то особенная торжественная тишина и таинственность. Должностные лица с пропусками в руках, войдя в Спасские ворота, деловым шагом, не задерживаясь и не останавливаясь, проходят обычно налево через калитку в железной стене к зданию Верховного Совета СССР или через еще один пропускной пункт направо, к зданию Совета Министров СССР.

Громадная же Ивановская площадь всегда пуста. Только через размеренные интервалы гулко печатает брусчатку разводной караул, производящий смену многочисленных постов, да изредка прошуршит правительственная машина. И только в дни съездов партии, Пленумов ЦК и сессий Верховного Совета в Кремле появлялись вереницы людей, да и те проходили лишь в определенных местах и по определенным направлениям.

В этом каменном безмолвии в мозгу, как в калейдоскопе, проносятся картины буйной жизни старого Кремля. Вот здесь, налево от Спасских ворот, помещался Разбойный приказ, а здесь справа на месте нынешнего здания Президиума Верховного Совета СССР, а затем Кремлевского театра стояли Вознесенский и Чудов монастыри. Впереди на Соборной площади, как и в наши дни, царственно возвышались Успенский и Архангельский соборы, храм и златоглавая колокольня Ивана Великого с Царь-колоколом у его подножия. Вот там, перед спуском к Москве-реке, находился Посольский приказ, а там и Разрядный (воинский), Поместный и Стрелецкий приказы.