Герда Сондерс - Последний вздох памяти

Чтобы углубить свое понимание, я продолжила исследование, чтобы разузнать, что происходит на уровне моих нейронов – клеток мозга, спинного хребта и нервов, ответственных за передачу нейроимпульсов. Что не так с тем, как откладываются, призываются из мозга и пересохраняются мои воспоминания? Кое-какие интересные наблюдения были получены в ходе исследований расстройств, которые в некотором смысле противоположны забыванию. При посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР) больной не может вести нормальную жизнь из-за неспособности забыть ужасное событие. Как и в случае с процессом забвения, объяснение связано с клеточным строительным материалом мозга.

Работа электрических цепочек, поддерживающих создание, использование и изменение долговременной памяти, напоминает линию электропередачи на широкой равнине. «Провода» состоят из нейронов, чувствительных друг к другу, так что, когда загорается один, все остальные вспыхивают в тот же момент. Эти нейроны оснащены деталями, которые облегчают «передачу их электрического возбуждения». Если лимбическая система решает, что воспоминание обладает ценностью, она выпрыскивает гормоны, которые активируют ДНК вдоль заряженной цепочки нейронов, чтобы запустить создание строительных белковых блоков. Эти блоки физически укрепляют связи между нейронами, преобразуя себя в дополнительные рецепторы или нейромедиаторы, таким образом усиливая способность мозга сохранить воспоминание надолго.

После того как путь для долговременной памяти выстроен, нет гарантий, что воспоминание выживет. Если его постоянно не поддерживать, оно может оказаться всего лишь в средневременной памяти. Так как обычные белки нейронов начинают разрушаться всего лишь в течение двух недель после формирования, то «любое воспоминание из долговременной памяти всегда находится на грани исчезновения». Непрекращающийся процесс восстановления разрушающихся нейронов известен как реконсолидация .

Психиатры годами используют принцип, согласно которому цепочки памяти должны быть реконсолидированы, чтобы помочь людям оставить позади травматическое прошлое. Путем проб и ошибок они обнаружили группу препаратов, которые успешно снижают накал ужасных воспоминаний, таким образом позволяя выстроиться большему количеству новых цепочек через внушение или технику позитивного подкрепления. Успешно вылеченные пациенты помнят о травматическом опыте, но не испытывают в связи с ним страха, ярости или других негативных эмоций.

Исследования на основе МРТ показали, что у группы препаратов, успешных в лечении травматических расстройств, есть общая черта – способность провоцировать производство фермента, протеинкиназу C типа «дзета», который блокирует путь строительных белков в те области, где хранятся эмоции, пока больной переживает травматический опыт. Это значит, что те части старой цепочки, которые отвечают за усиление чувств, не заменяются и воспоминание угасает.

Открытие того, что «воспоминания не формируются и не сохраняются в первозданной форме», как ранее предполагали нейробиологи, а скорее «формируются и потом перестраиваются каждый раз, когда к ним обращаются», имеет далеко идущие последствия: каждый раз, когда мы думаем о прошлом, «мы осторожно изменяем его клеточное представление в мозге, изменяя его основные нейронные схемы». То есть воспоминание меняется каждый раз, когда мы к нему обращаемся.

Эти открытия переворачивают представление о памяти (все еще), распространенное среди большинства людей, а именно о том, что память «работает как видеокамера, в точности записывая то, что мы видим и слышим так, чтобы мы могли все пересмотреть и исследовать позже». Они поднимают вопросы, ответы на которые могут иметь серьезные последствия. Учитывая наше новое понимание воспоминаний, может ли наша правовая система дальше так уверенно опираться на правдивость показаний свидетелей? А если ближе к делу, правдиво ли мое воспоминание о шумящих гадюках, в точности которого я готова поклясться?

Часть 2.

Расследование правдивости «Рассказа о тридцати девяти шумящих гадюках».

Источники информации: интервью двух свидетелей и одного слушателя истории змеиной бойни, взятое по электронной почте.

Результаты. Так как не сохранилось ни фотографий, ни писем членов семьи о происшествии с шумящими гадюками, я попросила моих родственников, которые либо были свидетелями, либо слышали пересказ истории на протяжении всей жизни, проверить мою версию событий.

Наша беседа началась 23 сентября 2013 года по электронной почте, на следующий день после моего шестьдесят четвертого дня рождения. В нее были включены все мои братья и сестры, которым теперь было по пятьдесят-шестьдесят лет. Я начала с пересказа истории в таком виде, как я ее помню, с учетом того, что мы могли посчитать некоторые половинки змей как целые. Я запросила на африкаанс, чтобы «те, кто уже родился, мог ходить и присутствовал на змеиной бойне» отправили мне свои варианты истории. Я завершила письмо сообщением о концептуальной схеме, которую сформулировал средний из моих братьев в связи с этой историей во время телефонного обсуждения моего маленького проекта: «Карел придумал хорошее название для истории, содержащей столь много противоречивых фактов – «Квантовые шумящие гадюки». Пожалуйста, бросьте свой квант в мешочек из змеиной кожи».

Ответы приходили стремительно.

Класи, 27.09.2013:

Если мы тогда посчитали половинки, то получилось бы, что целых змей – 19½. Нет, там было 39 детенышей. Твое описание камней, на которых застрелили змею, кажется мне странным. Самый большой камень был пробурен и взорван динамитом – как и зачем, я не знаю.

Карел, 27.09.2013:

Я подозреваю, что Герда смешивает две истории о змеях, объединяет дробные воспоминания в единое: в этом случае смешивается история о шумящих гадюках и о «makkopa», черной мамбе.

По-настоящему, как сошлись мы с Класи, было так: он, я и, кажется, Дуард или Вилли мочились на кучу каменных обломков, когда раздался крик «slaaaaaang», и мы безумно и совершенно позорно кинулись через заросли сумаха и унаби на стене плотины, чтобы рассказать о змее тому, кого мы в то время считали ответственным взрослым. Дядя Кут пришел первый, но, к сожалению, без оружия. Как обычно в его характере, он был абсолютно спокоен, что так отличает его от младшего брата [13] Моего отца, Бошоффа Стенекампа. , и следил за змеей, пока несли ружье двенадцатого калибра от, мне кажется, Мартиенса Барнарда или другого соседа дальше по дороге. В пересказах говорили, что дядя Кут окуривал змею дымом из трубки: предположительно, чтобы усыпить ее внимание, дабы она дождалась своей кончины.