Евгений Ройзман - Икона и человек

Договорились называть друг друга на «ты». Я уговорил Варфоломеича, чтобы он мне разрешил еще раз приехать и внимательно посмотреть иконы. Обещал подумать. Долго думал, советовался с наиболее авторитетными уральскими часовенными. Кряхтел. Пыхтел. Но пригласил.

И вот я приезжаю. Осень. Дождь накрапывает. В часовне одно маленькое зарешеченное окошко. Снимаю обувь. Варфоломеич переодевается в кафтан, молится. Зажигает несколько свечек, становится вовсе темно. Начинает мне показывать иконы. Осторожно снимает с полочки (иконы только стоят, их не вешают!) и из своих рук дает мне посмотреть. Я, жалобно:

– Варфоломеич, но мне же не видно!

– Ничего, я тебе, мил человек, к окошку поднесу.

Меня интересуют подписи на опуши, даты, тыльная сторона иконы – а мне ничего не видно! Глаза устают. А когда еще случай представится?! Я уж взмолился:

– Варфоломеич, ты мне глаза высадишь!

А он:

– Устал, мил человек? Ну, давай в следующий раз.

Ага, думаю, знаю я твой следующий раз. До верху не дотягивается, поставил стремянку. Не совру! Стремянка середины позапрошлого века! Полез наверх. Трясется все. Снимает икону. Я испугался:

– Эй, Варфоломеич, ты сейчас сверзишься!

А он стоит с иконой:

– Небось!.. Ну-ка, держи!

Я только руки протянул, а он:

– Да не икону! Меня держи!

Так ведь и не дал ни разу руками прикоснуться.

Вдруг Варфоломеич говорит тихим голосом:

– Мил человек, залезь на стремянку, посмотри, что там у нас наверху.

Я залез и, напрягая глаза из последних сил, рассмотрел почти неразличимые сюжеты темных икон.

– Варфоломеич, – спрашиваю, – как вы молитесь, когда не видите, на что молитесь?

Он лишь плечами пожал:

– Деды молились.

Я говорю:

– Варфоломеич, разреши несколько икон раскрыть. Уберем копоть и грязь, расчистим старую олифу, икона засверкает другими красками!

Он серьезно:

– Нельзя! Такие люди святые на эти иконы молились! Это святость на иконах, намоленность! Это нельзя смывать!

– Нет, – говорю, – Варфоломеич, это копоть и чад с кухни и еще когда в лампады трансформаторное масло наливают. Смотри, говорю, ты же умываешься, моешься, мочалкой трешься – приятно же чистому. А почему ты думаешь, что иконе неприятно?

Вижу, задумался. И вот, позвонил мне через какое-то время и говорит:

– Я поговорил с отцами, по реставрации обещали подумать, но разрешили, чтобы ты приехал, сфотографировал.

Неслыханная удача. Приехали мы с Андреем, фотографом, и в течение шести часов отсняли все. Свет, правда, так включить и не разрешили и в руки взять не позволили. Но я все равно очень доволен, потому что это чудо, что старообрядцы разрешили отфотографировать!

День закончился, вышли мы на улицу. Ночь. Мороз. Снег скрипит, и звезды яркие. И мы повезли Варфоломеича домой. По дороге заговорили про Николу Чудотворца. Варфоломеич говорит:

– Ох, я Николу уважаю! Проси Николу – а уж он Спасу скажет. Никола – скорый помощник! Я как что потеряю, сразу Николу прошу и всегда нахожу.

И вот мы подъезжаем к дому. Варфоломеич прощается и к воротам идет. Я начинаю разворачиваться, и вдруг Варфоломеич останавливается и оборачивается ко мне:

– Подожди, не уезжай, мил человек, я тебе гостинца вынесу.

Подходит к дому, ищет ключ, хлопает себя по карманам, возвращается к машине. И встревоженно:

– Мил человек, давай посмотрим, я тут где-то ключ потерял!

Все обыскали! Всю машину перетряхнули, весь снег утоптали – нет ключа! Хоть на улице ночуй. Поехали обратно. Варфоломеич всю дорогу бормочет: «Никола святитель, скорый помощник…»

Подъезжаем. Фотограф остается возле машины, мы с Варфоломеичем идем в часовню. Все перерыли – нет ключа! Зато нашли какую-то маленькую сумочку. Выходим удрученные, Варфоломеич вовсе заскучал. И вдруг фотограф кричит:

– Петр Варфоломеич, вот, нашел какой-то ключ! Не ваш?

Варфоломеич обрадовался:

– Мой! А мы вот тут сумочку нашли, не твоя?!

Фотограф аж побледнел, бросился к Варфоломеичу, схватил сумочку и прижал к сердцу…

– Андрюха, что там у тебя?

– Да так, – говорит, – по мелочи: все деньги, паспорт, права и ключи от дома.

Сели в машину довольные, смеемся.

– Вот ведь Никола как все устроил! – задумчиво говорит Варфоломеич. – Ведь если бы я ключ не потерял, то я бы и ваши ключи и документы не нашел!

Я задумался и вдруг говорю:

– А знаешь что, Варфоломеич, так получилось, потому что ты, добрая душа, решил нам дать гостинцев в дорогу, а так бы мы уехали и ты бы до сих пор искал ключи у своего дома. А мы бы приехали домой через несколько часов и обнаружили бы, что Андрюха потерял все ключи, деньги и документы.

– И то верно, – сказал Варфоломеич.

Мы снова довезли его до дома, подождали, и он нам вынес две баночки крепких соленых груздей, банку огурцов и банку моченой брусники. Мы попрощались и поехали домой, довольные.

Вот как Никола-то все устроил!

Собрался в деревню. Позвонил своим, попросил, чтоб баню истопили, и вспомнил историю.

Поехали мы с известным русским ученым Герольдом Ивановичем Вздорновым в Ферапонтово. Когда проезжали через Ярославль, Герольд Иванович позвонил Мише Шаромазову, главному хранителю Ферапонтовского музея, и говорит: «Миша, мы с Женей часа через три приедем. Попроси, пожалуйста, чтоб нам баню истопили с дороги».

И вот приезжаем, Миша нас встречает. Вся семья в сборе, садимся пить чай. Миша говорит: «Герольд Иванович, я с баней договорился. Пойдемте, я вас провожу, пока не простыло. Веники там запарены».

А Герольд Иванович говорит: «Сиди, голубчик, мы сами дойдем. Женя, пойдем. Здесь рядом».

Заходим в калитку – никого нет. Прошли через двор. Уютная баня, чистая такая. Но еле теплая. Герольд Иванович говорит: «Ничего, на каменку накидаем сейчас. Пару хватит. Вон и веники!» Смотрю, а веники какие-то жидкие, пользованные, похоже, веники…

Плескали, плескали на каменку – даже не шипит. Хоть прохладно, надо как-то мыться. Нашли воду, ополоснулись.

Выходим – вся семья вывалила на крыльцо. Странные какие-то люди и смотрят исподлобья. Герольд Иванович в сердцах: «Что ж вы баню-то так плохо протопили? Вы уж в следующий раз топите по-настоящему!» Они смотрят неприветливо и только головой кивают.

Дошли до Миши. Сели за стол. Герольд Иванович возмущается: «Да что это за баня?! Ни помыться, ни попариться! И люди какие-то неприветливые…»

Вдруг стук в дверь. Заходит соседка: «Миша! Я уж баню час как истопила. Твои-то пойдут или нет?!»

И тут до нас дошло. И мы начали смеяться. Я долго остановиться не мог. Я же понял, почему люди-то неприветливые. Представляете, сидят дома, никого не трогают. Вдруг среди бела дня к ним, никого не спросясь, через двор в остывшую баню заходят два мужика. Чего-то там полчаса вошкаются. Выходят недовольные и еще жизни учат!