Петр Авен - Время Березовского

Авен:Лена, когда и как вы познакомились с Борисом?

Горбунова:Мы познакомились в 1990 году, нас познакомил один наш общий знакомый. Когда мы познакомились, у меня уже были госэкзамены в Институте управления, а потом еще был год на диплом. Там не было обязательного распределения, и он мне предложил писать у него дипломную работу [39] Данные о защите Еленой Горбуновой дипломной работы в МИУ отсутствуют. . Он был моим руководителем.

А:Какое он на тебя впечатление произвел? Была какая-то вспышка? Потом ведь у вас целая жизнь была впереди. Было ощущение, что так может сложиться?

Г:Нет. Никакой интуиции не было, вообще ничего.

А:Он отличался от окружающих?

Г:Ну, он был заразительным, умел заинтересовать, умел произвести впечатление своими идеями.

А:Как ты поняла, что он необычный, яркий, сильно отличается от всех остальных? Скажу честно: я говорил с Галей, и она сказала, что у нее была такая вспышка, когда она увидела Березовского первый раз в жизни. Он сразу ее потряс. Борей можно было восхищаться, и, безусловно, им восхищались.

Г:Для меня он не был необычным. Все, что он делал, для меня было очень естественно. Поэтому никаких вспышек.

А:Насколько я знаю, он в тебя сразу влюбился. А через какое время у вас начались романтические отношения?

Г:Через несколько месяцев. Мы познакомились весной, а на диплом я ушла осенью. Вот осенью и началось, наверное.

А:Он уже был тогда известным? Уже слышалось везде: “Березовский, Березовский, Березовский”, как позже?

Г:Нет, конечно… Я даже о ЛогоВАЗе тогда не знала. Узнать неоткуда было.

А:Знаешь, я в Австрии жил, и когда я приехал в конце 1991-го, он уже был очень известным.

Г:Это уже прошло полтора года после нашего знакомства.

Г:После того, как ты меня попросил о встрече, я стала просматривать старые фотографии. Столько всего было, оказывается… Просто события последних лет затмили абсолютно всё. А там была огромная жизнь.

А:В октябре 1991 года мы вместе с тобой были в Грузии. Тогда я познакомился с Бадри, а потом мы вместе познакомились с Путиным в Петербурге. Тогда было такое ощущение, что все взрывается, впереди такая огромная неизвестная жизнь… У тебя было такое же ощущение, да?

Г:Да, абсолютно так. Появилось много новых людей, у которых были какие-то идеи, которые что-то придумывали. Открылся жизненный простор для тех, кто хотел куда-то идти.

А:Насколько они работали ради денег, как тебе кажется?

Г:Деньги не были главным, но всегда имелись в виду. Потому что деньги – это какая-то часть свободы. Очень важно, что раздвинулись рамки для людей способных, которые хотели что-то менять в своей жизни. У Бори были романтические представления, что он сейчас изменит все в стране.

А:Он уже тогда о стране думал, а не только о ЛогоВАЗе?

Г:Он всегда думал о стране, и он всегда думал о своих интересах.

А:У него была какая-то модель мира?

Г:Западная демократия.

А:Какое у тебя вообще осталось впечатление о тех годах? Деньги уже были какие-то? Было ощущение, что деньги появляются?

Г:Да, потому что путч 1991 года застал нас на Сейшелах. Я себя не очень хорошо чувствовала психологически, я говорю: “Боря, давай вернемся раньше”. Мы улетели раньше, приземлились во Франкфурте, и там на всех табло путч. Мы никак не могли понять, что происходит. Видимо, все произошло, пока мы летели.

А:Не было желания остаться в Германии?

Г:Было желание переждать, чтобы понять, что происходит. Переждали, наверное, дня два или три, недолго. И вернулись.

А:Что ты помнишь про ЛогоВАЗ? У меня сложилось ощущение, что именно тогда жизнь там била ключом, первые два-три года.

Г:Жизнь била ключом, потому что они не понимали, что делали. Они делали практически все, что им придет в голову. Было такое ощущение свободы, что можно реализовывать любые фантазии, главное – оставаться в рамках.

А:Боря с тобой обсуждал эти фантазии? Ты была включена в процесс?

Г:Да.

А:Как сейчас выясняется, никто не понимал, что они делают, автомобилями они торгуют или что-то еще. Что осталось в памяти?

Г:Ты же понимаешь, все началось не совсем с автомобилей. Началось с автоматики, потому что Боря разрабатывал им систему автоматизации. Уже потом они заключили с АвтоВАЗом договор, стали их представителями, начали продавать машины. Занимались всем.

А:У меня есть ощущение, что с началом ЛогоВАЗа Борис стал значительно менее внимательным к людям. У него такая начальственность появилась, элементы барского самоощущения.

Г:Это не барское самоощущение, это такая гипертрофированная самоуверенность.

А:Он даже внешне менялся. Когда ты с ним познакомилась, в советское время, он же очень плохо был одет. А к концу 1990-х Боря был просто эталоном моды. Не знаю, с твоей помощью или нет, но он замечательно одевался. Если помнишь, вы меня водили в фантастический магазин в Цюрихе, который до сих пор существует, без единой вывески…

Г:Это любимый магазин Каданникова, который привел туда Борю. Когда мы все время ездили вместе, Каданников говорил: “Боря, ну пойдем в магазинчик какой-нибудь”.

А:Советский директор?

Г:Советский директор. Каданников очень любил красиво одеваться. Но это были еще 1990–1991 годы.

А:Насколько Боря был авторитарен? Там у них была команда друзей? Или такого не было?

Г:Нет, не было. Несмотря на то, что их объединяло очень многое, все-таки у каждого была своя жизнь, которой, мне кажется, они не делились друг с другом. Там были люди, которые пришли из совершенно разных областей. Систему логовазовских отношений я с Борей особенно не обсуждала. У меня было такое ощущение, что его это не очень интересует. Он перепоручал другим людям все управление, а сам шел дальше, потому что не мог задерживаться на одной истории слишком долго.

А:Когда вокруг Бориса начали появляться большие фигуры – Лужковы, Ельцины, Коржаковы? У меня есть ощущение, что, пока мы не поехали в Корею в 1992 году, он вообще толком никого наверху не знал.

Г:Нет, не знал. Ну, вполне возможно, что в связи с ЛогоВАЗом они как-то с мэрией контактировали, без этого невозможно было. Я думаю, все началось, когда вы пришли в правительство.

А:А еще раньше мы вместе познакомились с Путиным. Но ты не была на той встрече, где Боря заснул.

Г:Я помню, как ты ругался в “Астории”. Ты так кричал, Петя…