Кристи Уотсон - Язык милосердия. Воспоминания медсестры

Однажды ночью к нам залезли воры и попытались украсть мясо из морозилки, которая стояла у нас в сарае. Это было время, когда люди покупали мясо вразвес у торгующих на улице частников, которые ездили на гигантских грузовиках с репродуктором и носили грязные белые фартуки. Это было время, когда к вам ночью могли прийти полицейские, чтобы задать вопросы о краже замороженной курицы. Именно так, под крики полицейских, однажды и было прервано мое созерцание звездного неба. Я приложила к уху ракушку, задавая Вселенной вопрос, и она ответила: вегетарианство – это важно. Я не уверена, какое зрелище в ту ночь было необычнее – несколько молодых людей, тащивших замороженную курицу и гигантский пакет с бараньими отбивными, или худощавая девочка-подросток, стоявшая посреди залитой лунным светом спальни с прижатой к уху ракушкой.

Чем я буду заниматься, кем стану – эти вопросы захватили меня и, казалось, волновали гораздо больше, чем моих друзей. Тогда я еще не понимала, что мне хотелось прожить много жизней, пройти разные жизненные пути. Тогда я еще не знала, что найду именно то, что ищу (кроме купальника и солнца), ведь сестринское дело и писательство заключаются в том, чтобы постоянно ставить себя на место других людей.

Лет с двенадцати я постоянно где-то подрабатывала. Я работала в кафе, мыла духовки, – отвратительное место, где вредные тетки пытались растянуть один чайный пакетик на три чашки. Я разносила молоко по домам в зимние морозы, так что не чувствовала пальцев на руках. Подряжалась разносить газеты – до тех пор, пока кто-то не увидел, как я выбрасываю их в загаженном закоулке. В школе я не предпринимала никаких усилий, домашних заданий не делала. Родители пытались расширить мой кругозор, подать мне идею о том, чем я могла бы заниматься в жизни, и привить мне трудолюбие: «Образование – это билет куда угодно. У тебя замечательные мозги, но ты не хочешь ими пользоваться». Я была от природы сообразительна, но, несмотря на предоставленные родителями возможности и их жизнерадостность, моя неусидчивость и взбалмошность никуда не девались. Отец с матерью постоянно твердили мне, что нужно читать, и меня захватила философия, где я искала ответы на многие имевшиеся у меня вопросы: Сартр, Платон, Аристотель, Камю… я крепко на них подсела. Любовь к книгам стала лучшим из всех подарков, которые делали мне родители. Мне нравилось бродить по улицам, зная, что где-то неподалеку есть что почитать. Я прятала книги в разных уголках района: «Маленьких женщин» – в Черном переулке, Достоевского – за мусорными баками Кетвизела, Диккенса – под сломанным автомобилем Тинкера.

Я бросила школу, когда мне было шестнадцать, и переехала к своему парню, которому было двадцать с чем-то, как и четырем другим парням, вместе с которыми он снимал квартиру. Там царил невероятный хаос, но я была абсолютно довольна: работала по сменам в магазине видеокассет и в обмен на лапшу с курицей давала магнитофонные записи сотрудникам соседней забегаловки, где готовили китайскую еду навынос. (К тому моменту моя склонность к вегетарианству стала угасать, зато проснулся интерес к фильмам для взрослых, и я задумывалась лишь над тем, как завлечь в магазинчик побольше друзей.) Я пошла в сельскохозяйственный колледж, собираясь стать фермером, и продержалась ровно две недели. Желание получить диплом специалиста по туризму испарилось через неделю. Сказать, что я понятия не имела, в каком направлении двигаться, значит ничего не сказать. Я была поистине раздавлена, когда опоздала на собеседование и не смогла получить работу аниматора для детей в ресторане быстрого питания Pizza Hut. Разрыв с парнем стал для меня настоящим шоком, хотя мне было всего шестнадцать, и я была невероятно наивна. Гордость не позволяла мне вернуться домой. Ни работы, ни дома. Я пошла работать волонтером в службу социальной помощи – это была единственная организация из тех, что мне удалось найти, которая принимала на работу с шестнадцати, а не с восемнадцати лет и к тому же предоставляла жилье. Меня направили в социальный центр под началом благотворительной организации Spastics Society (теперь она носит название Scope), и там я стала зарабатывать 20 фунтов в неделю на карманные расходы, ухаживая за взрослыми пациентами-инвалидами с серьезными ограничениями физических возможностей: помогала им ходить в туалет, есть и одеваться. Тогда я впервые почувствовала, что делаю нечто значимое. Я снова начала есть мясо: теперь я ставила себе более масштабные цели. Я побрилась наголо и носила исключительно одежду, купленную в секонд-хендах, отдающих выручку на благотворительность, а все карманные деньги тратила на сидр и сигареты. У меня ничего не было, но я была счастлива. И именно тогда я впервые оказалась в обществе медсестер. Я наблюдала за квалифицированными медсестрами [1] Английское слово nurse не имеет точного эквивалента в русском языке и в зависимости от контекста может означать как «медсестру», так и «медбрата». Чтобы избежать излишних повторов, здесь и далее, в случаях, когда этот термин употребляется в собирательном смысле, был использован русский перевод «медсестры», что подразумевает сотрудников как женского, так и мужского пола. – Прим. перев. так же внимательно и сосредоточенно, как ребенок наблюдает за родителями, когда болеет. Я не сводила с них глаз. И при этом не знала ни как называется то, что они делают, ни сама их профессия.

– Тебе надо работать медсестрой, – сказала мне одна из них. – Тебе дадут социальную стипендию и жилье.

Я пошла в местную библиотеку и увидела, что там полно таких же бродяг и беспризорников, как я. Раньше, когда я была младше, я много раз бывала в школьной библиотеке и в библиотеке в Стивенидже, но в этот раз я попала туда, где не просто можно было почерпнуть знания или взять на дом книги. Эта библиотека была настоящим приютом. В углу спал какой-то бездомный, и библиотекари его не трогали. Женщине в инвалидном кресле с мотором помогал мужчина, у которого на шее висел значок, сообщающий, что у него аутизм и что он пришел помочь: он доставал для нее книгу с верхней полки. Вокруг свободно бегали дети, а еще недавно бывшие детьми подростки хихикали, собравшись в стайку.

Там я узнала о Мэри Сикол, которая, как и Флоренс Найтингейл, ухаживала за солдатами во время Крымской войны. Первый опыт работы медсестрой она приобрела, давая лекарство своей кукле, потом перешла на домашних животных, а потом начала помогать людям. Раньше я никогда не рассматривала работу медсестры в качестве своей будущей профессии, но потом в моей голове начали всплывать воспоминания: мы с братом специально вырывали набивку из мягких игрушек и выковыривали куклам стеклянные глаза, чтобы я могла их починить. Я вспомнила, как мои одноклассники в начальной школе выстраивались в очередь, чтобы я проверила, нет ли у них анемии. Должно быть, я похвасталась своими экспертными знаниями, а потом выстроила их в шеренгу в школьном дворе и одному за другим начала поднимать веки, проверяя, не надо ли им есть больше печенки с луком. Я вспомнила бессчетное количество случаев, когда в ответ на жалобы своих подруг на больное горло я мягко кончиками пальцев пальпировала им шею, словно играя на кларнете: «Лимфатический узел».