Pierre Гамаюн - Записки о гражданской войне. Фейсбук. Избранное

По-моему, я хорошую работу проделал. Три образа удаляю, три еще послужат.

И вам желаю отобрать власть над вашей жизнью от заигравшихся актеров из числа ваших личных лирических героев:)

28 мая – 68

Интерес представляют только люди, которые рискуют. Не для того, чтобы выпить с ними шампанского. А просто потому, что с теми, кто не рискует, вообще ничего не сделать. Ни каши сварить, ни поле перейти. Только берущий на себя риски человек важен, нужен, полезен, приятен, достоин.

Отсюда частный вывод – в интернете интерес представляет только такой пост, публикуя который автор рискует. Например, рискует быть не понятым, осужденным своим социальным кругом. Сделал свою фотографию и рискует получить комментарии, что плохая фотография. Написал короткую мысль и рискует быть обвиненным в глупости и необразованности. Любой простой перепост чужих текстов и изображений бессмыслен. Интересен только оригинальный контент или как минимум добавление своего комментария.

Коммуникация в интернете, в том же фейсбуке – либо знак внимания, заботы, либо смысловая коммуникация. В обеих случаях – риск.

Ваши посты без риска нафиг не нужны. Мои тоже.

Соображение сие было навеяно чтением блога А.Г.Раппапорта. Цитата:

«Условием возвращения к жизни нормальной смысловой коммуникации является свобода творческого поиска – как в критическом слове, так и в проектах или уникальных образцах.

В течение 50 с лишним лет в России такая возможность сознательно уничтожалась настолько, что сегодня не сохранились даже образцы подобного рода инициатив. Традиция свободомыслия оказалась утраченной, и наступил момент, когда реальное снятие нормативных и идеологически запретов мало что меняет, так как истощен слой творческих инициатив и людей, готовых обсуждать их без оглядки на идеологию и нормы…

…Такое положение смысловой стагнации очень трудно преодолеть и изнутри и извне. Внешние смыслы, не соответствующие кодам послушного поведения, не воспринимаются, а внутренние не вызывают доверия в силу своей формальной необязательности (так называемая «отсебятина»).

Для преодоления этого профессионального кризиса содержательности нужны годы и энергия людей, готовых вести себя рискованно в этой системе негласных договоренностей. Преодоление ходульных и фальшивых форм выражения требует не только честности и смелости, но и искусства».

1 июня – 69

Назрело поделиться с друзьями и знакомыми соображениями об идущей гражданской войне в России. Правда ли, что такая война есть? Кто с кем воюет? Когда сие безобразие прекратится и, разумеется, как уберечь себя и близких от неприятностей?

О гражданской войне в медиа все чаще рассуждают как о факте. Сегодня колонку «Ведомостей» независимый журналист Михаил Фишман начал словами:

«У Владимира Путина сегодня нет другой повестки, кроме борьбы с нарастающей гражданской активностью», а закончил фразой: «Так что – значит, это война? Осталось это признать открыто».

Про содержание повестки (информационной, деловой) у Путина журналист нафантазировал. Или желаемое за действительное выдал. А по поводу признания факта гражданской войны сказал удачно.

Когда звучит словосочетание «гражданская война», то первые ассоциации у соотечественника, скорее всего, связаны с трагедией 1917—1922 годов в России То есть, война – это крупные вооруженные конфликты жителей одной страны. Или например, в памяти всплывает гражданская война в Испании в 30-х годах.

Однако, характер как международных, так и гражданских войн за столетие существенно изменился. Возник термин «холодная война», которым принято называть период отношений между двумя супердержавами в ХХ веке. Теоретическое осмысление феномена войн вполне достаточно. Отсылаю интересующихся хотя бы к обзорной статье «война» в Википедии.

В России вроде бы и ресурсов экономических много; биться за доступ к воде, еде или жилью нет великой нужды. И молодежи, не имеющей работы и перспектив добиться социального статуса не критично много. Россия – не Палестина, рожают мало. Выступления озлобленных футбольных фанатов на Манежной площади в декабре 2010 года – не системное, частное явление и детский сад. Непримиримых идеологических конфликтов в российском болоте вроде бы тоже нет. Откуда гражданской войне взяться?

А оттуда, что гражданская война в России началась не вчера. Только носит она характер вялотекущий и локальный. Зажегся огонек войны в конце 80-х годов и последние 20 с лишним лет не был потушен. И борьба за доступ ресурсам потихоньку шла, в которой гибли бизнесмены, банкиры, губернаторы, пенсионеры и рядовые боевики-бандиты. И политические конфликты были явленные как танками на улицах Москвы в 1993, так и судебными делами по делу Михаила Ходорковского. И реальная люмпенизация молодежи шла впечатляющими темпами из-за растущего имущественного расслоения в обществе и структурных сдвигов в экономике. Редкими прорывами воплей молодежи были акции национал-большевиков. А еще тлела война бытовая, в которой, к примеру, по пьяни сожители и мужья убивали сожительниц и жен. Не помню точно – сколько десятков тысяч женщин в год в России погибает в бытовых условиях от домашнего насилия? Одна за 15 минут?

Почему все эти факторы, которые присущи множеству стран мира, можно классифицировать как вялотекущую гражданскую войну в России? Не являются ли они печальным, но стандартным общественным явлением? Почему всю совокупность деловых, политических, бытовых конфликтов внутри в России можно назвать гражданской войной?

В ответе на этот вопрос не помогут ни отсылка к политико-социологическим теориям, ни субъективные свидетельства. Можно и не называть внутренние гражданские конфликты гражданской войной. Многим на сердце сразу станет легче. Можно (и будет политкорректнее) не называть пару сильнейших конфликтов в Чечне гражданской войной. Хотя по обе стороны конфликта были граждане Российской Федерации. Если «черные риэлторы» убили тысячи одиноких стариков с целью контроля над их недвижимостью, то можно называть это не войной, а преступлениями. И классифицировать их исключительно правовым языком Уголовного Кодекса. Если общество потеряло сотни тысяч (миллионы?) молодых женщин, проданных в сексуальное рабство за пределы России, то можно не называть потерянных пленными.

Щепетильность в наименовании войны войной связана большей частью с ситуацией преобладания в России неправильных имен. Есть древнее искусство исправления имен, когда вещи называются своими именами. В российском обществе ПОЧТИ ВСЕ названо неправильно, не своим именем. Это анекдотичная ситуация в которой уместен анекдот: «Как так? Жопа есть, а слова «жопа» нельзя употреблять?». Неправильные имена на всех уровнях. К примеру, университеты в мире принято называть по городу, в котором они находятся. Оксфордский университет – ясно и понятно. У нас же не Екатеринбургский университет, а «федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина».