Коллектив авторов - Артикль. №1 (33)

К счастью, наутро я улетала в Амстердам, и надеялась, что дурацкая история рассосется сама собой. Но в пять утра Ростик уже был на ногах. Он собирался везти меня в аэропорт – без помпы, очень по-родственному, как будто иначе и быть не могло. Яркий образ бандита слегка померк, и я разрешила ему встретить на обратном пути.

Он ждал в зале прилетов Бен-Гуриона – с огромным букетом в руках и черным джипом на стоянке. Но в пути дико нервничал, клял израильских водителей, требовал объяснять дорогу – а мы, топографические кретины, этого не любим. Короче, опять не понравился – но уже по другой причине.

А пока я обдумывала, зачем мне этот придурок, мы потихоньку сближались. Ростик проживал на съемной квартире, чистой и ухоженной, и был человеком не бедным. Кроме того, он замечательно пел под гитару, и я пришла к выводу, что в моем плачевном положении такой мужчина не помешает…

Говорили мы в основном о нем. Несколько лет тому назад Ростика, звезду еврейской общины Томска, оставила жена, которая прожила с ним двадцать лет «как у бога за пазухой», а, перебравшись в Израиль, выучилась на психолога и развелась. Он избегал произносить ее имя, называл «эта» и «дура», и было понятно, что любит, но предательства не простит.

Есть такой фильм, называется «Супружеская жизнь». Там две серии – первая рассказывает о крахе семьи с точки зрения мужчины: хорошему парню попалась бездушная вертихвостка и разбила ему сердце. А во второй серии свою версию излагает жена, и оказывается, что этот «хороший парень» не понимал ровным счетом ничего из происходившего у него под носом.

Жену Ростика я нашла в Фейсбуке, сообщила, что ее бывший совсем пал духом, и хорошо бы что-то с ним поделать, пока не намылил веревку. И тут пошла вторая серия – выяснилось, что она пыталась его спасать все эти годы, для чего собственно и занялась психологией, а, выучившись, поняла: насильно человека из депрессухи не вытащишь. Но муж наотрез отказывался лечиться, и с ним пришлось расстаться.

Она вела активную светскую жизнь – интересная дама, со вкусом одетая. Но лицо жесткое, а посты в соцсетях откровенно рекламные. «Дура набитая, научили ее разным трюкам – ну так и зайца можно научить курить, если очень постараться», – утешал себя Ростик.

Он жил замкнуто, разгребал какие-то финансовые проблемы, тянувшиеся за ним из России, пытался зарабатывать на бирже. По утрам приходил к морю и резал трубки. Сидел, нахохлившись, на горячих камнях, никого не замечая, и пилил, пилил. Потом возвращался домой и готовил: щи, солянку, свиные уши. Он изучил все магазины в округе, четко знал, что где покупать и к готовке относился очень серьезно.

Давно я так вкусно не ела! В моем холодильнике обычно хранятся всего три продукта – сыр пармезан, горький шоколад и апельсиновый сок. Это не так интересно, как свиные уши, но зато вешу я столько же, сколько на первом курсе.

Ростик мои формы не оценил. «Худая, как цыпленок – ешь, давай. И не хер суетиться, все равно не поверю, что хозяйственная». Сам же садился напротив и наблюдал: «Водка, мясо, красивая женщина – что еще нужно человеку, чтобы встретить старость!» А я любовалась его смуглой, юношески гладкой кожей, тонкими, сильными пальцами, классическими ступнями, похожими на гипсы архфака – и старалась не вникать в истеричные монологи о мерзости Израиля, на который он изливал всю боль, причиненную любимой.

Но боль болью, а помогать беглой супруге Ростик не отказывался – отвозил, привозил, ссужал деньгами. Пока она фотографировалась в Венской опере и на фоне швейцарских Альп, поливал цветы в ее квартире и выгуливал Андорру, пушистого шпица с наглой мордой и длиннейшей родословной. Этот оранжевый шарик на тоненьких до нелепости ножках непрерывно тявкал и требовал еду, предпочитая ростикову кухню дорогим собачьим кормам. А тот покорно выполнял все ее прихоти, прикидываясь возмущенным – но так неубедительно, что ему не поверил бы и детсадовец.

Вообще заботиться о ком-то было для Ростика естественно, как дышать, и в его квартире регулярно паслись какие-то люди – родственники, знакомые, родственники знакомых… Он стоически переносил их присутствие: «Гости дрыхнут, я готовлю завтрак – но никого пока не убил».

На вопрос «как дела» всегда отвечал одинаково: «Старость – не радость», «Кому я на хер сдался», «От меня один урон, потому я Уроныч», «Хреново, но причин для суицида пока не вижу». Последнее означало, что Ростик в прекрасном настроении.

Поначалу я пыталась вытаскивать его на какие-то мероприятия, но единственным моим достижением стал культпоход в театр – на пьесу о еврейских Ромео и Джульетте: героя убивают, а он продолжает добиваться любимой после смерти и сводит ее с ума. Публика рукоплескала, критики заходились восторженными откликами, но Ростик, в прошлом режиссер студенческого театра, с ними не согласился. «Бессмыслица полная. Не обижайте сироту, а то умрет и как даст сдачи – так, что ли?»

И мы завязали с выходами в свет, предпочитая потреблять культуру на дому. Я приезжала к нему после работы, принимала душ и садилась ужинать. Ростик обожал кормить, отказаться было невозможно, и я толстела просто на глазах. Он, впрочем, уверял, что беды в том нет – какие-то несчастные десять-двадцать лишних кило не помешают истинной любви, которую я рано или поздно встречу.

После нескольких рюмок водки этого немногословного в трезвом состоянии мизантропа начинало нести: «Не надо мне ля-ля про израильскую медицину! Операцию они сделали! Ну молодцы, зашили аккуратно, скальпель внутри не забыли. А зачем резали – сосуды те же самые остались, смысл? По инструкции действуют, мозги не включают, идиоты!»

«Дался вам этот Путин. Да, бандит, да, сука! А другой там не нужен! Вы, изеры, против русских, как плотник супротив столяра – дети малые! И Немцов твой любимый был ворюга еще тот! Сам вывел себя из правового поля: оскорблять пахана не по правилам ни в одной нормальной стране… Там, может, не убьют, но с поляны выгонят. Вел себя как уголовник, не являясь таковым, получил свое – и по заслугам».

«Революцию твои демократы обосрутся делать – народ, который они так ненавидят, уничтожит их на старте. Ну при чем тут нравится – не нравится? Мало ли кто мне нравится… Софи Лорен, например. Я тебе суть излагаю, а ты мне штампы суешь. Дура упертая!»

Доставалось конечно же и многострадальному Израилю: «Я ехал сюда настоящим сионистом, а нашел этот позор. Превратили страну в вонючую арабскую помойку. Ворье, неучи, твари! Недолго им осталось, скоро все развалится, но я, слава Богу, этого не увижу – уеду в Штаты, буду внуков нянчить. На америкосов мне плевать – за них сердце не болит!»

Совсем уже пьяный, добирался до бывшей жены, и я не знаю, чего было больше в его словах – нежности или ненависти: «Немчура – в Томске их много… Ее прадед лесом торговал, купец первой гильдии, между прочим. Раскулачили, дом отобрали. Она влюбилась сразу, в меня тогда все влюблялись. Когда сказала, что беременна, я не возражал. Пошли и расписались, как положено. С бабами проблем нет, давали и сейчас дают. Но мне никто не был нужен – только эти глаза, эта улыбка…»