Коллектив авторов - Артикль. №2 (34)

Развелись они сразу после защиты. Но дело было не в защите. И не в их отношениях. Конечно, кое-какие шероховатости случались – не без того – но даже не между ним и Мелисандой, а между ним и тёщей, которая стремилась сделать из него «благородного человека в полном смысле этого слова». Серьёзная стычка произошла между ними из-за похорон Нины Захаровны. Пышная здоровячка, кровь с молоком, Нина Захаровна скоропостижно умерла на работе от разрыва сердца (тогда еще не было в ходу слово «инфаркт»). Зато теперь, в двадцать первом веке, если он умрёт от этого дела, то врачи будут констатировать инфаркт миокарда, хотя «разрыв сердца» звучит человечнее…

А было так.

Позвонила Ирина Николаевна, сообщила о печальном событии и о том, когда состоится кремация. Ни его, ни Мелисанды дома не было. Трубку взяла Генриетта Леопольдовна. Всхлипывая, Ирина Николаевна ей поведала, как много добра сделала покойница для Володи.

В крематорий он не поехал, а на вопрос Генриетты Леопольдовны «Почему?!» ответил, что должен выспаться, чтобы на следующий день пойти к дипломному руководителю со свежей головой.

И вот тогда тёща впервые повысила на него голос. Она выкрикивала упрёки, обзывала его циничным, жестоким, неблагодарным, неблагородным и даже «преступно равнодушным».

Он огрызнулся:

– Вы-то чем лучше? Вы хоть раз сходили к своей тёте на могилу? А она, между прочим, оставила вам всё своё имущество!

Вмешалась Мелисанда. Она расплакалась и уговорила их друг перед другом извиниться. Конфликт был погашен.

Но причиной развода стала отнюдь не критика тёщи, а, напротив, её чересчур большая заботливость.

Эту роковую для брака дочери заботливость Генриетта Леопольдовна проявила во время «торжественной семейной трапезы с шампанским и крабовым салатом».

Трапезу устроили в честь того, что «наш дорогой Володя получил диплом о высшем образовании» (Мелисанда должна была защищаться через неделю). После первого тоста «За успехи на благородном поприще просвещения» Генриетта Леопольдовна заявила, что когда Володя «вступит в должность, ему будет жизненно необходим достойный костюм и, разумеется, достойная обувь». Поскольку таких денег в доме нет, она приняла решение продать «Купальщицу», тем более что есть покупатель. Упоминая о покупателе, она явно смутилась, откашлялась, промокнула губы маленьким платочком с кружевными краями, который всегда чуть-чуть высовывался из её рукава, и добавила:

– Мы когда-то вместе учились с его сыном. В университете…

Он пытался её убедить, что, раз уж речь зашла о деньгах, то продавать шедевр гениального художника Андриевского сейчас невыгодно, ведь в будущем «Купальщица» будет стоить целое состояние. Но на этот довод тёща ничего не ответила, а только пожала плечами, окутанными старинной шалью с дырочками от моли.

Тогда он попробовал подействовать на неё в плане этики и принялся доказывать, что в Детской библиотеке, куда его распределили, сотрудники получают копейки и наверняка одеты бедно. Неэтично ходить туда в «достойном костюме». Но этот аргумент только подхлестнул Генриетту Леопольдовну:

– Наконец ты стал рассуждать, как благородный человек! – с торжеством в голосе заявила она. – Значит, наша семья всё-таки оказала на тебя благотворное влияние. И не уговаривай меня! Вопрос исчерпан.

Мелисанда поддержала мать:

– Правильно, мама, ему необходимо приодеться. А без этого посредственного этюдика мы как-нибудь перебьёмся.

Где ей было понять, что без этого «этюдика» она ему ни для чего не нужна!

В этот вечер он изменил ей в первый и в последний раз. Произошло это неожиданно для него самого.

После «обеда в английском духе» он поехал к матери поменять в кране прокладки. Ни она, ни обе соседки-старухи этого делать не умели. Матери дома не было: она уже ушла в ночную смену. Он отпер дверь своим ключом, прошёл на кухню, достал инструменты. В дверь позвонили. Он открыл. Вошла женщина лет тридцати. Ей нужна была сода. От изжоги. Пока он искал соду, она рассказала, что приехала к двоюродной сестре Мане из соседней квартиры, что сама она живёт в Ульяновске, работает на Патронном заводе, а в Москву её направила областная больница на обследование органов брюшной полости.

Соду он нашёл, но женщина не уходила, а продолжала что-то рассказывать (подробностей теперь не вспомнить), даже, кажется, что-то спела. Соседки, как нарочно, сидели по своим комнатам и на кухню не вылезали.

Отдалась она на паласе (он не посмел завалиться с ней на материну кровать с четырьмя взбитыми подушками, крахмальным кружевным подзором и жаккардовым покрывалом).

Пока он с ней возился, всё время думал о Мелисанде. Со злорадством. Он уже тогда решил рассказать ей ВСЁ . Это было что-то вроде мести за «Купальщицу», которую она обозвала «посредственным этюдиком».

Когда покупатель – старик в плоской соломенной шляпочке, которая еле держалась на его большой башке, – снял «Купальщицу» со стены, он не удержался и застонал. Все на него обернулись, а Генриетта Леопольдовна спросила:

– Что с тобой, Володя?

Он пробурчал:

– Ногу свело…

– Мелисанда, – распорядилась она, – возьми в шкатулке для рукоделия большую иголку, продезинфицируй её над газом и уколи Володю в то место на ноге, где он чувствует самую острую боль.

– Не надо, прошло, – он встал, подошёл к столу и, прикусив губу, смотрел, как заворачивают «Купальщицу».

Пока пили чай, выяснилось, что старик живёт в десяти минутах ходьбы от них, и он навязался проводить его и донести картину.

Старик был когда-то какой-то шишкой в области управления культурой и поэтому имел отдельную двухкомнатную квартиру. Жил он один, но теснотища там была – страшная. Из-за книг. Их было столько, что они не вмещались в три высоченных – до потолка – книжных шкафа и были навалены повсюду: в углах, около стен, под столами, под кроватью и даже под стульями.

– Давайте я сделаю вам полки и расставлю книги, как положено: по темам, а внутри каждой темы – по алфавиту, – сразу же предложил он старику. – Денег за это я с вас не возьму, потому что это будет для меня хорошая практика. Я ведь распределён в библиотеку,

Старик, естественно, согласился.

Вернувшись домой, он, пока Генриетта Леопольдовна бегала по магазинам, присматривая для него «достойный костюм», успел доложить Мелисанде о своей измене, не упустив ни одной подробности. Мелисанда рыдала, выкрикивала: «Подло! Мерзко! Как ты мог?!» и прочее тому подобное.

Он спокойно предложил:

– Хочешь, разведёмся?

Она выкрикнула в запале:

– Да! Хочу! Не желаю жить под одной крышей с предателем!

– Я тогда подам заявление?

– Подавай!

Он подал заявление о разводе и переехал обратно к матери.