Елена Айзенштейн - Образы и мифы Цветаевой. Издание второе, исправленное

В записи к «Поэме Воздуха» звучит вопрос к Рильке: «Там лучше? – Иначе» 40 40 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 82 об. , – отвечает тот. В окончательном тексте «Поэмы Воздуха» подчеркивается, что потустороннее бытие – это путешествие вне Времени, географической широты и долготы:

Ночь в набросках к поэме метафорически рисуется страной и еще одной родиной души : «В черноту как в княжество / Рвется!» 41 41 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 86. ; «Тьма! Вторая родина!» 42 42 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 17, л. 5. .

Присутствие потустороннего Рильке дается в тетради через тепло, обратно покойникам, призракам, как первоначально обдумывала Цветаева 43 43 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 77. , он живой , живое «облако», образ, проникнутый библейскими ассоциациями, знакомыми по книге «После России» (см. «Облака»). В черновых материалах к поэме соединение с Рильке рисуется в строках: «Сразу вступила / В облако теплое» 44 44 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 85. . Проводник, по Цветаевой, зная свои трепет, страх, робость вхождения на тот свет, должен помочь избавиться от этих чувств спутнице.

Мотив февраля в черновиках поэмы, не вошедших в окончательный текст, связан со временем, когда Цветаева прощалась с Рильке: февраль – последний месяц пребывания его души на земле (40 дней со дня кончины Рильке – 7 е февраля), февраль – конец работы над «Новогодним» памяти Рильке и начало замысла «Поэмы Воздуха» 45 45 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 86. . Цветаева обыгрывает в черновике мотивы тепла и холода. Февральская погода противопоставлена теплоте присутствия Рильке: «И, общее место любви и <���смерти> / Вдвоем не бывает холодно!» 46 46 РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 86. В черновике первое различие героини и ее вожатого («Мы, а шаг один!») дается как «Первое неравенство» 47 47 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 90 об. . Свое ощущение движения по Воздуху Цветаева передает через сопоставление со сном. Ей кажется сравнение неубедительным. У нее и у него свой шаг – «одиночный», как у узников. Пословица: «Сколько ни платай, а новое припасай» – напоминает о необходимости сбросить старые, ветхие сандалии души.

Момент незвучания – поднятие на новую ступеньку в Воздушном амфитеатре. В черновике поэмы у Цветаевой вслед за «Больше не звучу» в позиции переноса добавлено слово, указывающее, что в посмертии поэт переходит в иное звуковое измерение: «Больше не звучу – / Здесь» 48 48 РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 88 об. . В окончательном тексте автор избегает этого уточнения: шаг лирической героини перестает звучать, поскольку она переходит в новый Воздух, где ощущает «полную срифмованность» «с новою землей» – Воздуха, с грунтом облаков – живым, теплым, мягким:

В окончательном тексте поэмы трудность движения Души по Воздуху сравнивается с шагом сквозь русскую рожь, с рисовыми плантациями Китая. Природные зоны Китая: степи , пустыни , горы — не раз являлись для Цветаевой образами инобытия, а сам Китай – воплощением духовной родины 49 49 СМЦ, с. 158—159. . Цветаева делает акцент на часе творчества. Двустишие из стихотворения «Русской ржи от меня поклон…», обращенного к Пастернаку, к русскому Орфею, с которым Цветаева заочно шагала рядом, расположено между стихами «Поэмы Воздуха» в тетради 50 50 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 84. . В черновом варианте поэмы творческая тема дана в библейской образности:

В письме к Пастернаку <���середины августа> 1927 года Цветаева сопоставляет эпос с полем ржи, желая подчеркнуть творческую свободу поэта, не связанного властью времени: «Вскочить истории на плечи (ты о Рильке), т.о. перебороть, превысить ее. Вскочить эпосу на плечи не скажешь: ВОЙТИ в эпос – как в поле ржи. <���…> Какое тебе, вечному, дело до века, в котором ты рожден » 52 52 ЦП, с. 380. Во время работы над поэмой после стихов о Китае записан сон о Наполеоне и его сыне (см. о нем выше). После текста сна в тетради появляются строки:

Чтением вспять, в черновике поэмы, видимо, названо движение вверх, возвращение к Творцу, образ, близкий бегущим вспять рекам. В контексте сна о Наполеоне и того, что личность Наполеона для Цветаевой открывалась через мемуарную, историческую книгу, можно истолковать эти стихи так: чтение – возвращение в Прошлое (Наполеон); отделение от Земли – чтение от конца к началу . Именно с последней строки, которая приходила к ней первой, Цветаева часто начинала писать стихи. В окончательном тексте поэмы акцент сделан на преодолении преград на пути в Бессмертие: отождествление с Гераклом («Гераклом бьюсь») подчеркивает тяжесть борьбы поэта-пешехода, идущего «словно моря противу». Переход в царство мертвых мучителен, возможен лишь после героических усилий.

Первое отделение от земли («Первый воздух густ») названо «Землеизлучением». В тетради упомянуты в данном контексте определения «Окским» и «Волжским» 54 54 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 17, л. 17. . То ли имелось в виду путешествие берегами Оки и Волги, то ли движение по самой реке , с которым Цветаева намеревалась соотнести воздушное путешествие.

На новом этапе вознесения вновь вспоминается близкая потусторонней реальность сна : «Сню тебя иль снюсь тебе – / – Сушь, вопрос седин / – Лекторских». С одной стороны, сопоставление со сном кажется поэту не совсем точным. Ясно слышна авторская ирония. С другой, упоминание сна в черновике поэмы носит лирический, ревнивый характер: «Сню тебя (иль снюсь тебе / Там счета равны!», «Сню тебя (иль снюсь тебе / Там) не снись другим!», «Сню тебя: ты мне снишься: / Мне <���…>» 55 55 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 17, л. 130. В Воздухе «счета равны», сновидению подобна воздушная встреча с Гостем, с призраком. Лирическая героиня ощущает «вздох один» с тем, кто ведет ее по облакам: « Мы – а вздох один». Не удушающий вздох чувствует она. Трудность дыхания сравнивается с жизнью реки подо льдом: «…еще не взбух / Днепр?» – поскольку далее Цветаева занята творческой темой. С рекой неизменно соотносила себя она, когда хотела сказать о лирическом движении.