Роман Сенчин - Конгревова ракета

В общем-то, я и хочу здесь попытаться определить, важны ли нынешней литературе да и, прошу меня извинить за выражение, общественной жизни наследие Белинского и современная фигура критика, подобная ему.

Виссарион Белинский дебютировал в печати в 1834 году большой, но выходящей кусками в газете статьей, а точнее «элегией в прозе» – «Литературные мечтания».

По-моему, это самое свободное, в лучшем смысле юношеское произведение Белинского. Ему было тогда совсем немного за двадцать (возраст большинства современных выпускников вуза), он еще не имел опыта писания статей (несколько рецензий были лишь пробой пера) и потому вогнал в одно произведение все, что у него накопилось на душе, не очень-то заботясь о доказательствах, выплескивая чувства, не боясь кого-то обидеть, едко шутить (обзывая, к примеру, журнал «Литературные прибавления к Русскому инвалиду» «Инвалидными прибавлениями к литературе»).

«Литературные мечтания», по содержанию, вряд ли статья. Сегодня бы их назвали эссе.

Лейтмотив этого эссе – «У нас нет литературы». Мысль принадлежит не Белинскому, – об отсутствии у нас литературы заявляли и до него Бестужев-Марлинский, Иван Киреевский, Ксенофонт Полевой; Пушкин же отзывался в своих заметках: «Литература у нас существует, но критики еще нет…» Правда, Белинский сумел дать, по-моему, очень точное определение того, что должно считаться литературой:

…литературою называется собрание такого рода художественно-словесных произведений, которые суть плод свободного вдохновения и дружных (хотя и неусловленных) усилий людей, созданных для искусства, дышащих для одного его и уничтожающихся вне его, вполне выражающих и воспроизводящих в своих изящных созданиях дух того народа, среди которого они рождены и воспитаны, жизнию которого они живут и духом которого дышат, выражающих в своих творческих произведениях его внутреннюю жизнь до сокровеннейших глубин и биений.

Вроде бы утопическая мысль и в то же время строгая, невыполнимая программа. Но она была реализована, по крайней мере, однажды: в 1850—1890-х годах. Тогда соединились дружные (хотя и неусловленные) усилия Льва Толстого, Достоевского, Тургенева, Некрасова, Гончарова, Салтыкова-Щедрина, Писемского, Алексея Константиновича Толстого, Лескова, народников, Гаршина, Чехова… (Конечно, литературоведы могут вспомнить «Взбаламученное море» Писемского и «На ножах» Лескова и посмеяться над этими «дружными», но я имею в виду не заединство, а общую работу.)

Белинский участвовал лишь в начале того периода, но вполне, проживи он нормальный для человека век, мог застать и появление Горького, – в 1895 году ему было бы восемьдесят четыре года. Но век критика, как правило, короток…

Стоит отметить и обязательное, по мнению Белинского, условие для литературы – «свободное вдохновение». К сожалению, такое вдохновение особенно в ХХ столетии в России (СССР), скажем так, не приветствовалось. Потому и советский период русской литературы вряд ли можно назвать литературой в полной мере. Так, были короткие периоды, когда свободное (или почти свободное) вдохновение могло проявить себя. Самые яркие из них – 1920-е годы и конец 1950-х – начало 1960-х…

Конечно, в литературе любого народа бывают спады и подъемы, но, к сожалению, государство способно контролировать свободу вдохновения. Великих книг, созданных свободно в атмосфере несвободы практически нет. «Мастер и Маргарита», быть может, единственный такой пример. (Можно назвать и «Тихий Дон», но роман этот начал публиковаться в относительно свободные 1920-е. А явись малоизвестный Шолохов со всеми четырьмя томами, скажем, в 1935 году, что бы сделали и с ним, и с его романом?..)

Поэтому мысль Белинского о свободном вдохновении, на мой взгляд, будет ценна всегда (главное – о ней не забывать). По крайней мере, пока литература и государство соприкасаются… Сегодня мы этого соприкосновения почти не видим, но это объясняется тем, что нет (или почти нет) произведений, на которые бы государство обратило внимание. По существу, и литературы как таковой не существует – то ли зачатки ее, то ли агония…

Еще одно, на мой взгляд, важное замечание по «Литературным мечтаниям» такое. Белинский пишет о Пушкине в прошедшем времени – Пушкин был, был, был , и отказывает ему в праве существовать теперь . Это и сегодня коробит, – ведь в 1834 году Александр Сергеевич находился в полном здравии, и хоть в его творчестве можно при желании увидеть упадок, но вычеркивать его из современной ему литературы – слишком круто.

Вот что мы читаем в «Литературных мечтаниях» (это самые мягкие слова о Пушкине, в них присутствует надежда на его литературное возвращение):

Пушкин царствовал десять лет: «Борис Годунов» был последним великим его подвигом; в третьей части полного собрания его стихотворений замерли звуки его гармонической лиры. Теперь мы не узнаём Пушкина: он умер или, может быть, только обмер на время. Может быть, его уже нет, а может быть, он и воскреснет; этот вопрос, это гамлетовское «быть или не быть» скрывается во мгле будущего. По крайней мере, судя по его сказкам, по его поэме «Анжело» и по другим произведениям, обретающимся в «Новоселье» и «Библиотеке для чтения», мы должны оплакивать горькую, невозвратную потерю.

В последующих работах Белинский продолжил литературные похороны Пушкина. В статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» он не включил повести Пушкина в «полный круг истории русской повести», «может быть, чересчур полный», хотя в нем есть Марлинский, Одоевский, Погодин, Полевой, Павлов, Гоголь.

(Повестям Пушкина Белинский посвятил отдельную, разгромную рецензию, где назвал их «не художественными созданиями, а просто сказками и побасенками», и не забыл еще раз заявить о смерти Пушкина-художника. Точнее, об осени его таланта, которая «бесплодна, грязна и туманна».)

Приветствовав «радушно и искренно» первую книжку пушкинского «Современника», вторую Белинский попросту изничтожил, заодно отказав Пушкину в таланте издателя и журналиста: «…для нас было достаточно имени Пушкина как издателя, чтобы предсказать, что «Современник» не будет иметь никакого достоинства и не получит ни малейшего успеха. Мы этим нимало не думаем оскорблять нашего великого поэта: кому не известно, что можно писать превосходные стихи и в то же время быть неудачным журналистом?»

При этом Белинский действительно считал Пушкина великим поэтом, любил его и в 1831-м, когда написал свою первую рецензию на «Бориса Годунова», в 1834–1836 годах, когда хоронил литератора Пушкина, и позже. Без анализа пушкинских произведений Белинский не обходился ни в одной своей большой статье, постоянно цитировал, вспоминал, упоминал. Но все же Пушкин всегда оставался для Белинского прошлым – «совершенным выражением своего времени (курсив мой. – Р. С .)». Он изучал это прошлое, берег и ценил, но настоящее, пусть часто и спорное, было для Белинского куда ценнее…