Игорь Рабинер - «СЭкс» в большом спорте. Правда о «Спорт-Экспрессе» от топ-журналистов двух поколений

– Ты, похоже, лыжи навострил, а? Мне-то можешь сообщить – куда?

– Могу – в «ФиС».

– И кем же?

– По-моему, заведующим какой-то редакцией…

– По-твоему? Ты можешь толком рассказать?

– Не могу, потому что Винокуров и сам названия ей пока не придумал. Да мне без разницы – я готов один за всех там писать, лишь бы отсюда свалить побыстрее.

– Вот как… Сколько народу мечтают сюда попасть, а ты один – свалить. Брось дурака валять – перетерпишь, он оттает, и все у тебя опять будет хорошо. А то собрался в свои юные годы идти какой-то канцелярщиной заниматься.

– Можно подумать, я здесь какой-нибудь освобожденный спецкор, а не зам начальника этого идиотского отдела. Да и надоело мне ловить эти «фазы луны»…

– А мне, можно подумать, не надоело! И я очень счастлив от ежедневного общения с ним! Но вот сижу – не дергаюсь. Послушай, что тебе скажу: если уж отсюда уходить, то в такую контору, чтобы все ох…ли. Есть у меня одна задумка, на будущее. Может, даже – на скорое будущее. Только ты пока – молчок. Идея следующая…

Так я впервые услышу о том, что сам Кучмий почти через два года в первом номере «Спорт-Экспресса» назовет «газетой о спорте, без политических и кулинарных рецептов». Но тогда все это еще казалось мечтой, которую своими силами не осуществить – что-то должно было послужить толчком. Но что именно – мы тогда не знали.

Перед моим уходом мы присядем с Кучмием еще раз, он опять попытается сбить меня с неверного пути, но в итоге подарит свою только вышедшую (в том издательстве, куда я как раз уходил) книжку «Гонка с тенью», где велогонщик, чьим прообразом выступит Сергей Сухорученков, будет вести на протяжении почти всей «бумажной» дистанции диалог с собственной тенью, поскольку уедет в отрыв и поговорить ему станет больше не с кем. Кучмий напишет мне на книге пожелание пройти свою гонку до конца, не выпадая из седла. И сообщит, что следующую планирует написать о конькобежцах. И расскажет байку, которая одна уже на новеллу тянула.

Однажды Кучмий освещал на знаменитом катке Медео какие-то соревнования – только этот чудесный каток открыли, так там от каждого старта в хорошую погоду можно было ждать мировых рекордов. Но в тот раз погода была плохая – и Кучмий с собкором по Казахстану ваяли свои заметки без особого настроения. А тут еще из соседней комнаты, где с утра до вечера, не выходя на улицу, выпивали и закусывали, мешая работать, кто-то повадился засовывать в дверь руку, отрывать с телетайпной ленты их текст и делать из него свой – маленький, для местной газеты. И вот утром последнего дня они увидели соседа, открывавшего свою дверь. «Приятель, ты как-то не по-товарищески поступаешь…» – «А в чем дело?» – «Мы уже который день на тебя работаем – хоть бы бутылочку за это прислал». – «А, понял, мужики – все будет!» И через пять минут занес недопитую со вчерашнего бутылку, в которой оставалось граммов сто пятьдесят. Подобное, конечно, прощать было нельзя.

День стоял такой же унылый, как предыдущие, свой текст Кучмий с соавтором сварганили быстро, ленту оторвали и выбросили, а к тому времени, когда обычно объявлялся плагиатор, написали, что в последнем забеге, на который уже никто не надеялся, юная Нонна Пиздрюкова, студентка мукомольно-крупяного техникума из Уфы, неожиданно установила новый юниорский мировой рекорд. Когда сосед отправил эту белиберду в свою редакцию, то получил задание взять интервью у новой рекордсменки. И вот заходит в комнату к Кучмию на законную рюмочку после турнира знакомый тренер и говорит: «Как же ведут себя некоторые ваши коллеги!» – «А что случилось?» – «Да один из местных нажрался так, что, похоже, белую горячку поймал: стоит у женской раздевалки, хватает всех выходящих за руки и умоляет привести ему какую-то Нонну-рекордистку – безобразие!»

Но публикация в итоге сорвалась не из-за отсутствия в раздевалке Нонны Пиздрюковой – дело в том, что тогда во всех изданиях имелись отделы проверки, которые строжайшим образом отслеживали упоминания любых контор: а вдруг это «ящик», оборонный завод – их называть было категорически нельзя. И бдительный сотрудник выяснил, что в городе Уфе нет мукомольно-крупяного техникума (понятно, его нигде не было, это ведь примерно то же самое, что институт по сверлению отверстий в макаронах). И пришел понурый сосед и спросил: да за что же, коллеги? А те показали ему на подарок, к которому так и не притронулись: а вот за это…

Вы никогда не жили при коммунизме? Не декларированном, а реальном, построенном хотя бы на ограниченном пространстве? Я вот на финише проекта под названием «Союз нерушимый» набрел на такой островок коммунизма. Пришел я в издательство поздней осенью, когда выстраивались планы на предстоящий год, и мне сразу было предложено взяться за серьезную работу: обширный сборник статей о чемпионате мира по футболу, до начала которого оставалось, соответственно, больше полугода, но круг авторов желательно было обрисовать в течение месяца-двух. Вдохновленный заданием, я прям со следующего дня бросился выпивать и закусывать с потенциальными авторами – новая работа мне определенно нравилась.

Но еще сильнее нравилась система оплаты – помимо оговоренного оклада-жалованья в кассовом окошке, оказывается, всех сотрудников издательства ждали премии – небольшие, зато регулярные. Они выплачивались по самым разным поводам – от выхода каким-то сумасшедшим тиражом учебника для физкультурных вузов до дня рождения издательства. Поначалу я наивно думал, что для меня заветное окошко открывается только два раза в месяц, но после нескольких выволочек от старшей кассирши – где вы ходите, из-за вас одного не могут ведомость премиальную закрыть! – стал подходить к нему почаще. И всякий раз с удивлением обнаруживал свою фамилию в очередной ведомости…

В том позднесоветском зазеркалье проблемой было не заработать деньги, а потратить. Зря усмехаетесь – однажды нагрянул батоно Зураб Табатадзе, прямиком из Грузии, с чачей нового урожая. Канистрой с этим чудесным напитком придавили графоманские рукописи на подоконнике – сколько же в стране было желающих пространно-бестолково высказаться на спортивную тему – и отправились искать хоть чего-нибудь закусить. Обошли все окрестности на Новослободской, включали все свое обаяние – удалось достать полсотни яиц, не удивлюсь, если в то непростое время в стране неслась одна-единственная курица. Хлеба нигде не было – даже черствого. Так и запивали чачу сырыми яйцами. Зураб интересовался – нельзя ли в Грузии открыть филиал издательства, чтобы были и деньги, и накрытый стол? Иначе зачем они нужны – когда купить нечего?