Александр Васильев - «Я сегодня в моде…» 100 ответов на вопросы о моде и о себе

В будущем я мечтаю создать музей истории моды. Но не такой, где будет показано, что в 1930-е все было длинно, а в 1940-е появились плечи. Это смешно и примитивно. Интересно сделать музей, который, детально разбирая работы каждого дома моды, каждого модельера, красоту каждой манекенщицы, отдельно взятые моменты, сложил бы из всего этого общую картину, показав и социально-исторические факторы, которые повлекли за собой создание той или иной моды. Меня интересует даже не столько история, сколько социология моды – наука, которой еще мало занимаются в мире. Пока я не выбрал страну, где бы этот проект можно было осуществить. Идея открыть частный музей моды наталкивается на множество административных барьеров. Здесь должна быть заинтересованность очень многих ответственных лиц. Это удивительно, но у нас, в России, нет пока ни одного специализированного музея моды. И если в советские времена это можно было объяснить идеологическими соображениями, то в наши дни этот факт совершенно непонятен. Во всех государствах, имеющих богатое культурное наследие, есть такой музей. Потому что костюм и мода – это частицы нашей жизни. Искусство уже не сводится к живописи и рисунку, как раньше. Инсталляции, видеоматериалы, работа со звуком, лазером, водой – новые формы искусства, которые нельзя отбросить. А мы верим только картине с золотой рамой. Так же и с модой. Верим только в платье с кринолином, отделанное кружевом, – вот это искусство. А мини-юбка, сапоги-чулки и майка «кока-кола» – уже не мода. Но это не так! Если рассматривать моду как стиль жизни, то манера ходить, сидеть, слушать музыку, питаться, отдыхать – все подвержено моде. Я за то, чтобы в России был организован не только музей моды, но и научно-исследовательский институт теории и истории моды. Я думаю, что в конце концов моя коллекция все же найдет свое достойное место и музей будет открыт. Подобную коллекцию нельзя показывать в обычном выставочном зале без особых специальных подиумов и витрин, не оборудованных манекенами и музейным освещением.

Но я не тороплюсь. Рассчитываю на себя, с протянутой рукой не хожу, не хочу ни от кого зависеть. Для меня важно популяризовать это и в России, и за рубежом. Ведь очень важно, какое впечатление мы производим. Во Франции говорят: первое впечатление нельзя произвести дважды. А что касается создания музея моды, это не только проблема помещения. Главное – наличие квалифицированных научных сотрудников, которых мы еще не подготовили.

Так что, боюсь, открытие моего музея произойдет не в России. А жаль…

В Париже есть музей моды?

В Париже есть два музея моды – муниципальный Дворец Галлиера и очень интересное собрание в Национальном музее искусства моды. Я уже выставлял много моделей из моей коллекции во Дворце Галлиера во время выставки, которая называлась «Московские воспоминания». Я мечтаю создать Фонд Александра Васильева, чтобы после меня остался целостный музей и большой архив, потому что я не хотел бы, чтобы это все разлетелось по миру. Мечтаю, чтобы мои ученики и последователи смогли бы учиться воспринимать и делать очень интересные вещи. Мне нравится преподавать, нравится, что моя работа служит просветительским целям.

Есть ли у вашей коллекции предел роста?

Можно ли однажды сказать так про коллекцию музея Метрополитен, про Лувр или центр Помпиду? Тем более что моя коллекция не ограничивается временными рамками. Если бы речь шла только об историческом костюме, но я собираю и современность – например, модельер Алена Ахмадуллина подарила мне пару сапог из коллекции 2004/2005 года, которые я с удовольствием включу в свое собрание. Денис Симачев, Кирилл Гасилин, Татьяна Парфенова, Андрей Бартенев и Татьяна Котегова подарили мне свои модели. Процесс никогда не останавливается, очень многие молодые модельеры в разных странах дарят мне свои новые произведения. Я получаю дары и совершаю покупки практически каждый день.

Приобретение какой коллекционной вещи вам особенно запомнилось?

Не так давно я купил в Константинополе акварельный портрет 1839 года австро-венгерской художницы. Четыре года ходил к антиквару и смотрел на мужчину, который похож на гоголевский персонаж. Рыжий, с бакенбардами, в васильковом сюртуке, клетчатом жилете, со странным водянистым взглядом – достаточно наивным и реалистичным одновременно. Я никак не мог купить его. Когда же появилась такая возможность, я пришел в магазин, и оказалось, что в нем поменялись хозяева. Первым делом я спросил про портрет. Новая хозяйка продала мне его за треть цены. Портрет как будто меня ждал.

Старинные вещи, говорят, имеют свою особую энергетику. Вы ее ощущаете?

Я отношусь к тем людям, кого эта энергетика старины поддерживает. Знаю, что некоторые боятся старинных зеркал, потому что в них уже кто-то смотрелся, или старинных стульев, на которых люди сидели несколько веков. У меня четыре дома, все наполнены антиквариатом, а я с удовольствием имел бы и пять, и шесть домов. Дело не в стяжательстве. В каждом создаю музей, который собираюсь оставить в той стране, где он находится.

Платья из коллекции А. Васильева

У меня ведь нет прямых наследников. А коллекция моя – самая большая частная коллекция русских и западноевропейских костюмов, охватывающая три века европейской моды.

Я даже верю в то, что старинные вещи имеют душу. Ганс-Христиан Андерсен подметил это, когда рассказывал о бумажных балеринах и оловянных солдатиках. Вещи хотят оставаться с нами, приходят к нам, уходят от нас. Особенно портреты, изображения, фотографии, хотя и «многоуважаемые» шкафы тоже. Старинная мебель несет отпечаток ручного труда. Мастер вкладывал душу в каждый стул, кресло, стол.

А для меня уют, как и для каждого русского, очень важен. Я не понимаю людей, которые вкладывают большие деньги в современную мебель. Ведь, когда вещь выносят из магазина и ставят к вам в квартиру, она теряет 50 процентов стоимости. Она становится б/у. Но если у вас есть время подождать лет 200–300, то когда-нибудь и такая мебель станет антикварной.

Имеют ли вещи власть над людьми?

Конечно! Они могут любить и не любить людей. Если вещи вас не любят, они уйдут. Есть магия вещей. Они так же властны над нами, как и мы над ними.

Я уверен, что в вещах – в столах, стульях – есть души. Для меня они существа одушевленные и о многом могут рассказать. В них огромная магическая сила, особенно в портретах, миниатюрах, фотографиях.