Татьяна Гальман - Унесенная в дюны. Африканские дневники

Выехав за территорию аэропорта, мы окунулись в… Средневековье. За окном автомобиля мелькали редкие кустарники, зеленели тут и там обрывки трав, жались к дороге глинобитные хижины под соломенной крышей. Через несколько метров мы обогнали бегущего по обочине вслед за ржавым обручем мальчишку лет семи-восьми в длинной грязной рубахе. Горячий влажный воздух был наполнен запахом чужой, незнакомой земли.

На пороге виллы нас уже встречал Усман – повар коллеги, которая согласилась приютить нас на несколько дней. Сад, полыхающий соцветиями бугенвиллей, прохладная голубизна бассейна, терраса, увитая жасмином, сочная зеленая лужайка, высокий каменный забор с осколками битого стекла. Вот он – белый мирок черной Африки.

Через несколько часов за окном раздался душераздирающей вопль. То пел павлин. Такая дивная птица и такой жуткий, холодящий кровь голосок… Где-то заунывно запричитал мулла. Совсем рядом располагалась мечеть, и уже через несколько дней мы настолько привыкли к «позывным», что даже стали находить в них некоторую прелесть: часы можно сверить, например, или опять же экзотика. А по утрам мы просыпались под звуки военных французских маршей: рядом располагалась казарма президентской охраны.

К вечеру первого дня колониальная жизнь мне надоела: завтрак, обед и другие трапезы по желанию, готовы, одежда – поглажена, дом – прибран, посуда, обувь, машина и даже «видавшие виды» дорожные чемоданы сверкают как новые, постель – заправлена, вещи – разложены в шкафу… А мне чем заняться?

Наличие слуг в «белых» домах первое время меня весьма раздражало: а самим что делать? Но вскоре я поняла, что речь идет скорее о традиции «белый, делись!», чем о прихоти владельцев. Дело в том, что «черной» (простите за каламбур) работы в Нигере мало, а желающих получить место повара, слуги, сторожа или чистильщика бассейна очень много. Практически все население страны живет за жирной чертой бедности.

Жилища, увиденные мной в первые дни пребывания в стране скорее похожи на хижины дяди Тома. Стены и крыши сложены из травяных циновок, а размером теремок – с нужник на российской даче. При чем, собирается такой дом за считанные минуты, чем объясняется необычайная мобильность поселений. Сегодня они – за лицеем, а завтра – их и след уже простыл. Правительственные чиновники с Плато таким соседством чураются. Простые жилищные товарищества портят внешний вид престижного квартала и уж больно дымят во время пожаров.

Пожары случаются часто, ведь готовят пищу местные жители преимущественно на костре. Достаточно одного порыва ветра и пламя перекинется на соседний дом, и вот уже занялась, полыхает деревня. Мечутся женщины с ребятишками, пытаясь спасти незамысловатый скарб. У Усмана в пожаре погибла дочь: пыталась спасти от огня три отреза на платье – все свое приданое.

Государственные службы чужды людскому горю, а народу надо помогать… Вот и нанимают сердобольные иностранцы сиделок и нянек, сторожей ночных и дневных, официантов и поваров, гладильщиков и чистильщиков бассейнов, уборщиков, подметальщиков, садовников и портных. У одной моей знакомой в штате состояло 12 человек. Жила она одна, все свое время проводила на работе: нужно же как-то содержать персонал. Но она упрямо твердила на все усмешки и попреки: «Это лучше, чем раздавать милостыню или гуманитарную помощь: подаяния расхолаживают, порождают паразитов».

Грегори уже на следующий день оправился на работу и там же и пропал. Потянулись скучные будни: завтрак-бассейн-чтение-обед-сиеста-бассейн-полдник-бассейн-чтение-ужин-чтение-бассейн. Тропические ливни периодически прерывали мое летаргическое существование.

С утра парило, к обеду налетал горячий рыжий ветер. Он засыпал песком зеркальную гладь воды, рвался в дом, швыряя в лицо горсти пустынной пыли, путался в подолах зазевавшихся прохожих. Взмывали к небу обрывки газет, черные целлофановые пакеты. Небо вдруг темнело, краснело, наливалось свинцом, полыхало всеми оттенками оранжевого. Бешено неслись курчавые тучи, сверкала молния и бабахал где-то совсем рядом гром. Крупные, тяжелые и ещё редкие капли звонко ударялись о железный скат крыши. И вот уже льет вовсю теплый, щедрый дождь. Ливневые воды несутся по улице, смывая усталость и напряжение, радостно мчится вслед босоногая детвора в ярких лохмотьях. И в эти редкие моменты все равны на измученной жарой, засухой и голодом земле: все радуются Дождю. А он все льет.

Ниаме́й (фр. Niamey) – столица Нигера, пристань на левом берегу реки Нигер. Население – 675 тысяч жителей (по данным переписи 2002 года) с пригородами. Транспортный узел и международный аэропорт. Текстильная фабрика; пищевая промышленность (скотобойня, мукомольный завод). Легкая промышленность. Торговый центр сельскохозяйственного района. Ремёсла (выделка кож, изготовление изделий из серебра, золота). Вблизи Ниамея – ТЭС. Университет. Национальный музей. В 1926 —1960 годах административный центр французского владения Нигер, с 1960 года – столица Нигера. Источник : www.ru.wikipedia.org 2 2 http://www.ru.wikipedia.org/.

Город разделён на несколько кварталов. Практически все белое население, а также «кто побогаче» проживает в квартале Плато. Это – центральная часть города. Здесь расположены также здания министерств, ведомств, крупных гуманитарных миссий, посольств, Национальный музей, Центральный госпиталь, крупные банки, рестораны, Гранд Отель, два супермаркета и магазин с загадочным названием «Все для…».

Через пару дней жизни в райских колониальных кущах я вырвалась наконец-то «на волю». Повар и сторож Елизабет, так звали коллегу моего мужа, выпускать меня не решались, опасаясь не столько за мою безопасность, столько за то, что я потеряюсь, а им «потом отвечать».

Увиденное за стеной меня весьма обескуражило: за забором виллы тянулись бесконечные ряды таких же заборов, с кованными, глухими, железными воротами, с небрежно развалившимися у стен в плетеных креслах сторожами, редкими деревьями и бесцельно бредущими куда-то козами, верблюдами и иногда коровами. Широкие улицы, бесконечные песчаные ухабистые дороги, в тени деревьев – многочисленные торговцы телефонными карточками, открытками и безделушками-сувенирами. Стайки нищих побирушек в пестрых лохмотьях.

Мой любимый нищий выгуливает с 8 утра до 12 дня слепого «дедушку». На мальчишке всегда чистые футболки, а из наушников журчит приятная музыка. В самую жару он заботливо усаживает кормильца под дерево и сладко дремлет до наступления прохлады.

А вот катится на трёхколёсном велосипеде Ама – продавец незамысловатых творений из проволоки и консервных банок. Велосипед у него необычный: педали он крутит руками, ведь ноги у здорового с вида богатыря совсем крохотные, скрученные полиомиелитом.