Анатолий Елахов - Великое село

…На кону стояло больше рубля. Кон – черта, отведенная на земле. На черте стопкой монеты. Кто больше поставит, тот первым и бьет. Бить надо свинцовой лепешкой с расстояния метра в три.

Когда Ленька Кропачев, долговязый конопатый парень лет пятнадцати наклонялся с битой в руке, то казалось, что он чуть-чуть не дотягивается рукой до кона. Такому бить пол дела, промахнуться трудно.

Раз! И стопка монет опрокинута. Один десятюнчик лежит кверху орлом. Ленька тут же его в карман отправил. Ударил битой по остальным, сразу несколько монет перевернулось. Так до остальных очередь и не дошла, все деньги у Леньки в кармане.

– Ну, что пацаны, – загоготал Ленька. – Есть еще желающие поддержать голодающих…

Денег больше ни у кого, кто играл, не было. да и откуда возьмутся они у безотцовщины… Все что было заработано на сдаче макулатуры и металлолома или проиграны Леньке или потрачено на сладости.

Ленька Кропачев по прозвищу Клоп с дружком своим Андрюшкой Чеканом держат в детдоме негласное первенство. Андрюха кидал двухпудовые гири, как резиновые мячики. Но, не смотря на свою силу, Андрюха у Кропачева был в подручных.

Они уже и в деревню ходили на гулянки, и курили тайком от взрослых, не стесняясь малышни.

– О, почти трояк! – Пересчитал куражисто Ленька выигранную мелочь. – Маленькие игроки понуро хлюпали носами. Все же жалко было проигранных денег, добытых с таким трудом. А Ленька все не унимался.

– Хватит на папиросы и на пряники. Вот пойдем мы с Андрюхой на беседу в деревню, папиросы в зубы, кепки на ухо, пряники в кульке – все девки наши будут.

– А зачем вам девок пряниками кормить, дали бы лучше нам! На наши деньги-то. – Промолвил кто-то из салажат.

– Были ваши, стали наши. А насчет девок-то вам, салапетам, не понять. Вам еще об этом и думать рано.

Васька участия в игре не принимал. На задворки забрел ради любопытства, да и засмотрелся, как играют другие.

Леньку Кропачева он не любил. Какой-то он был не настоящий, в разговорах и поступках подленький. С младшими разговаривал сквозь зубы, пренебрежительно, Андрюху Чекана на словах хвалил и возносил, а по за его спине плевался, перед учителями и старшими заискивал…

Васька знал, что Кропачев заглядывается на Ларису Жаркову, что и пряниками ее угощал и пытался по дороге из школы остаться с Ларисой наедине. Только вот Лариса, это знали все, от Леньки всякий раз отворачивалась, убегала. И это обстоятельство, видимо, Ленькиному самолюбию не давало покоя.

И язык у Леньки был поганый. Мог обидеть ни за что, ни про что.

Ленька окинул взглядом ребятишек, заметил Ваську и вдруг дурашливо оскалился.

– Вот Лариска Жаркова и та за пряники не откажет. Любого полюбить согласна. Васька знает!

Кровь ударила Ваське в голову. Словно пружина сработала внутри его тела. Он в полете ударил головой в Ленькин живот и поверг наглеца на землю. В следующее мгновение он уже сидел верхом на извивающемся противнике и лупил его кулаками.

– Гад! Фашист проклятый! – Хрипел Васька. – Я тебе язык вырву!

Испуг парализовал Леньку. В глазах его был ужас. И Ленька завизжал, как поросенок, которого собрались резать.

Этот истошный визг отрезвил Ваську. Он хотел было оставить поверженного врага, как тут почувствовал, что сильная рука оторвала его от противника, подняла в воздух. Васька уже не хватал ногами земли, его, словно нашкодившего щенка, трепали за шиворот из стороны в сторону.

Но Васька сумел зацепиться ногами за невидимого противника и вырваться из его клешней. Перед ним стоял ухмыляющийся Андрюха Чекан. Васька опустил голову и бросился на нового врага. Однако силы были слишком неравные. Андрюха перехватил парнишку, и бросил на землю…

Что творилось в этот миг в груди у Васьки, передать невозможно. Васька вскочил и бросился бежать, куда глядят глаза.

Он летел во весь опор, боясь, что сердце его сейчас выскочит из груди, но не от напряжения, а от жестокой обиды. И нужно было как-то унять эту боль, охватившую все Васькино существо, убежать, умчаться от нее, или совершить сейчас что-то такое, что бы смыло с него и со всего окружающего мира эту ужасающую несправедливость, невозможность защитить и отстоять самое для него дорогое…

Дети сразу поняли, что с их товарищем произошло что-то из ряда вон выходящее и что дальше может случиться непоправимое. Они бросились за Васькой вдогонку, пытаясь остановить его, удержать. Но догнать Ваську было невозможно.

Тут небо над миром раскололось, блеснули молнии такие огромные и страшные, что казались они корнями гигантских деревьев, выдернутых невиданной силой из земли.

Следом ударил оглушающий, раскатистый гром, тут же на землю обрушился ливень, и в потоках его скрылся мир: и белая церковь, похожая на Ноев ковчег, наполненный перепуганными детьми, и берег великой реки, и дальние кряжи вековой тайги, и белая рубашонка мальчишки, для которого в один миг ушла из под ног земля.

Кто-то из ребятишек бросился в деревянный флигелек директора. Виктор Акимович понял все без лишних слов. Превозмогая себя, он не шагал, а буквально летел к скотному двору, не чувствуя бьющих по телу плетей дождя.

Он быстро оседлал Серка и помчался во весь опор по речному наволоку, пытаясь оглядеть в темных лугах белую рубашонку мальчишки. Какое-то время показалось ему, что видит он в бурунах взыгравшей стремительно реки белое пятно. Кинулся было к берегу, но пропало виденье за пеленой дождя.

…Гроза ворча и громыхая медленно уходила за таежные кряжи.

В парке у церкви меж стволами деревьев летали, как призраки, светящиеся неземным светом шаровые молнии. Глядя в окна, дети видели, как взрываются они словно бомбы, и долго после каждого взрыва плыло в глазах негативное отражение мира.

А в доме том, забившись в темный уголок, тихо плакала голубоглазая девочка Лариса.

Всю ночь в окнах директора не гас свет. Виктор Акимович не спал, ходил по комнате, время от времени останавливаясь у буфета, наливая из графина в стакан водки, и снова мерил покалеченной ногой пространство…

На утро выяснилось, что еще одного человека недосчитался детдом. На утреннем построении не оказалось и Коли Покачева.

Только к ночи успокоилась река, взбаламученная небывалой грозой. Усмирились его буруны, спрятали под воду белые бараньи шапки, вышла на небо полночная луна и осветила мир призрачным неживым светом. Где-то на разливах кричала с протяжной тоской, леденя душу, тревожная птица выпь, утки крякали настороженно, прислушиваясь в полудреме, не пробирается ли болотными кочками в поисках добычи лисовин.

Глубоко по ямам забилась рыба, напуганная бурей и грозой, не вышел на разбой даже ночной хищник невозмутимый сом.