Владимир Бушин - За Родину! За Сталина!

В книге уделено много внимания репрессиям среди военных в тридцатые годы, и это, конечно, вполне закономерно. Ученый рисует обобщенную картину: «Смертоносный смерч прошел по армии. По имеющимся данным, с мая 1937 года по сентябрь 1939 года, т. е. в течение полутора лет, в армии подвергались репрессиям 36 761 человек… Следствием кровавой чистки явилось резкое снижение интеллектуального потенциала в армии». Тут сразу возникает много недоуменных вопросов. Во-первых, что это за «данные»? Почему они не названы? Какова степень их достоверности? Во-вторых, по какой причине взят именно этот отрезок времени? Насколько он характерен? А главное, как трактуется автором само понятие «репрессии»?..

Итак, откуда все-таки взята цифра репрессированных и что конкретно она означает? В примечаниях автор указывает загадочный безымянный источник: «ЦАМО, ф. 37837, оп. 10, д. 142, л. 93». Вот, мол, сам раскопал новинку в Центральном архиве Министерства обороны и на ваших глазах, читатели, пускаю в научный оборот. Увы, это всего лишь маленькая профессорская хитрость, продиктованная все тем же желанием блеснуть. Сия цифра содержится в совсем не секретной книге «Военные кадры Советского государства в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», вышедшей в Воениздате еще в 1963 году, то есть почти за четверть века до тетралогии Волкогонова, и книга эта ему хорошо знакома: она встречается в его библиографии. В трансформации и в округлении как «40 тысяч истребленных» цифра использовалась и в других публикациях.

Полковник В. Бородин, человек, профессионально осведомленный в данном вопросе, в статье «Репрессии 30-х годов и реальное состояние офицерских кадров Красной Армии накануне Второй мировой войны» и в других публикациях показал изначальное происхождение таинственной цифры, ставшей объектом бесчисленных спекуляций. Оказывается, 5 мая 1940 года начальник Главного управления кадров Наркомата обороны, заместитель наркома обороны генерал-лейтенант Е. А. Щаденко направил Сталину, Молотову, Ворошилову и Берии «Отчет о работе Управления по начальствующему составу РККА за 1939 год». Там говорилось, что за 1937–1939 годы из армии уволено 36 898 командиров (те же примерно 37 тысяч, что называет Волкогонов). Каковы были причины увольнения? Самые разные: и возраст, и состояние здоровья, и дисциплинарные проступки, и моральная неустойчивость, и политические мотивы. 9579 человек, четвертая часть всех уволенных, были арестованы, т. е. репрессированы в прямом смысле слова.

Однако Щаденко тут же писал: «В общем числе уволенных командиров было большое количество арестовано и уволено несправедливо. Поэтому мною в августе 1938 года была создана специальная комиссия для разбора жалоб уволенных командиров. Комиссией было рассмотрено около 30 тысяч жалоб, ходатайств и заявлений». Итог работы комиссии таков: на 1 мая 1940 года в кадры армии возвращено 12 461 командир, причем подавляющее большинство из них – 10 700 – уволенные по политическим мотивам. Процесс этот продолжался, и, как свидетельствует более поздняя справка-доклад Главного управления кадров, к 1 января 1941 года из 37 тысяч уволенных было возвращено в армию свыше 13 тысяч. К этому времени из уволенных по политическим мотивам оставались невосстановленными около 14 тысяч, из коих арестованных было до 8 тысяч. В. Бородин справедливо подчеркивает: «Надо особо сказать, что в 1937–1938 годах существенные потери понес высший офицерский состав».

Да, весьма существенные и прискорбные. Но когда Вол-когонов, желая наиболее эффективно и впечатляюще показать это, пишет, что «в результате борьбы с «врагами народа» в 1937–1940 годах сменились (!) все командующие округов, на 90 % произошло обновление (!) начальников штабов округов и заместителей командующих, на 80 % обновился (!) состав управлений корпусов и дивизий, на 90 % – командиров и начальников штабов», то надо иметь в виду две вещи. Во-первых, «сменить», «обновить» командование вовсе не значит целиком репрессировать его. Вспомним хотя бы «обновление» после августа 1991 г. Во-вторых, перед войной у нас было полтора десятка военных округов (ныне до недавнего времени – 16) и, следовательно, столько же командующих, заместителей командующих и начальников штабов, так что в сумме число высших офицеров, которых сменили или даже репрессировали на этом уровне, не превышало 40–42 человек. Количество дивизий составляло у нас около 200, корпусов, естественно, было во много раз меньше. Значит, если и здесь обновление доходило до 80–90 процентов, то можно говорить лишь о нескольких сотнях высших офицеров, которых по тем или иным причинам сместили. А Волкогонов настойчиво и однозначно твердит о «репрессировании многих десятков тысяч высших армейских командиров накануне войны». Такое впечатление, что либо он не умеет считать до тысячи, либо не знает, что такое высшее командование.

Но вот Д. Волкогонов переходит к другим разнообразным вопросам и ко времени, еще более близкому к началу войны. И что же мы видим здесь? Да все то же самое: Кульм на Кульме сидит и Кульмом погоняет… Уверяет, допустим, что в 1940 году Гитлер пригласил Сталина посетить Берлин. (Откуда он это взял, неведомо.) Но… что же Сталин? Он, как известно, «не поехал». Ученый уверяет, что не поехал только по одной причине: Иосиф Виссарионович очень не любил заграницу и очень любил свою дачу, где в это время уже закраснела клубника, зрела клюква… Позвольте, скажет читатель, но ездил же он до революции в Таммерфорс, в Лондон, в Вену. Да, ездил, но тогда у него не было дачи… Но летал же он в сорок третьем в Тегеран, в сорок пятом – в Германию, и дача была… Да, да, но в первом случае еще не поспели ни клубника, ни клюква, а во втором клубника уже отошла, а клюква еще не поспела – удобный интервал. Кто-то опять скажет: да это не генералиссимус, а автор книги со своей генеральской дачей, со своей научной клюквой. И будет, конечно, прав.

Историк продолжает в таком духе блистать и дальше, перейдя к более важным военно-историческим вопросам. Так, пишет, что еще в первой половине октября 1940 года «основные ударные силы вермахта (три танковые армии из четырех) нацеливались на Смоленск и далее на Москву» и что тогда же это доподлинно было известно нашему Генштабу. И то, и другое – развесистая клюква, ибо оставалось еще более двух месяцев до того, как Гитлер подпишет известную директиву № 21 – план «Барбаросса», согласно которому помянутое нацеливание позже будет произведено. В другом месте автор сам приводит дату этого подписания: 18 декабря 1940 года. Что же касается документа, определившего конкретные действия немецкой армии по срокам, – «Директивы по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск», то он был подписан лишь 31 января 1941 года. И, однако же, историк уверяет, что еще за три с половиной месяца до этого нашему Генштабу все-все было известно…