Владимир Бушин - За Родину! За Сталина!

А взять трагические события в Крыму весной сорок второго года. Известно, что тогда там было три наших армии: 51-я, 44-я и 47-я. Одну из них автор почему-то не считает армией и опять заставляет Сталина сказать нелепость: «В Крыму мы имели две армии».

Даже о Сталинградской битве читаешь в книге такое, что, гляди, самого паралич хватит. Например: «Оккупанты в районе Сталинграда ввели в бой 22 дивизии и почти столько же соединений своих союзников». Почему такая неопределенность в отношении союзников? Какие именно соединения имеются тут в виду? Ну, если считать, что дивизий и было «почти столько же», то есть 18–20, то получается, что всего около 40 дивизий. А на самом деле, как доподлинно известно, их было 50. Зачем же утаивать аж 10 дивизий да еще целый воздушный флот?

Читаем дальше: «С 1 июля по 1 ноября 1942 года по решению Сталина на Сталинградское направление было переброшено 72 стрелковых дивизии, 6 танковых и 2 механизированных корпуса, 20 стрелковых и 46 танковых бригад». Но ведь и до первого июля на Сталинградском направлении уже сражались десятки дивизий. Сколько же всего? Да уж, пожалуй, никак не меньше ста. Что же получается – 100 дивизий против 50, то есть двукратное превосходство в живой силе? Создается такое впечатление, тем более что автор туманно и многозначительно говорит о нашем «заметном превосходстве» и в то же время умалчивает, что немецкие дивизии – это 10–12, а румынские порой даже 18 тысяч человек. А на самом деле у нас было «заметное» превосходство в артиллерии (1,5:1) и танках (2,2:1), но в живой силе и в авиации оно составляло лишь 1,1:1.

Автор не останавливается и перед тем, чтобы, вложив в уста своему герою справедливые похвальные слова о стойкости немецкого солдата («В безнадежном положении, но сражаются. И как!..»), в то же время заставить его о своих солдатах сказать такое: «Обороняться не умеют. Защищаются часто натужно» (?). И это после Бреста и Одессы, Севастополя и Ленинграда, после Сталинградской битвы! Нет, право, лучше бы Волкогонов чистосердечно признал свое болезненное состояние. Это хоть отчасти извиняло бы его.

А разве не о помраченности сознания свидетельствует то, что автор нередко говорит одно, а документы, которые приводит, – прямо противоположное. Так, он категорически и многократно уверяет, что его герой «в любой (!) операции всегда (!) сокращал сроки на ее подготовку, всегда (!) торопил, всегда (!) полагал, что темпы могут быть бóльшими». Но вот он телеграфирует Жукову в Сталинград: «Если Новиков думает, что наша авиация сейчас не в состоянии выполнить эти задачи, то лучше отложить операцию…» И таких опровергающих документов можно привести немало.

Читаем: «Сталин никогда (!) не жалел людей. Никогда!.. Ни в одном (!) документе Ставки не нашла отражения озабоченность Сталина большими людскими потерями». Но тут же мы видим подлинный документ, относящийся к маю 1942-го, – его телеграмму маршалу Тимошенко и Хрущеву. В ней есть такие слова: «Не пора ли вам научиться воевать малой кровью?» Еще один документ, подписанный им же, – телеграмма маршалу Жукову: «387, 350 и часть 346 сд 61 армии продолжают вести бой в обстановке окружения, и, несмотря на неоднократные указания Ставки, помощь им до сего времени не оказывается». И тут Верховный прибег к доводу, который доктор философии считает с философской точки зрения «не просто странным, но и унизительным»: «Немцы никогда не покидают свои части, окруженные советскими войсками, и всеми силами и средствами стараются во что бы то ни стало пробиться к ним и спасти их». Философ усмотрел здесь «заботу об окруженных только потому, что противник ее проявляет». Но Сталину было начхать на таких философов, и он продолжал: «У советского командования должно быть больше товарищеского чувства к своим окруженным частям, чем у немецко-фашистского командования. На деле, однако, оказывается, что советское командование проявляет гораздо меньше заботы о своих окруженных частях, чем немецкое. Это кладет пятно позора на советское командование…» Да, он мог сказать в глаза своим любимцам и такое, и ему было начхать, что напишет о нем доктор наук Волкогонов через пятьдесят лет. Ему надо было тогда, в тот знойный день 17 августа 1942 года, во что бы то ни стало вызволить, спасти, поставить в строй 387, 350 и 346-ю дивизии. Кому-то неприятно нелестное сравнение с немцами? Черт с ним!.. И таких, решительно опровергающих автора, документов можно привести множество.

Но еще более удручает то, что автор сплошь да рядом противоречит не только архивным документам, но и самому себе, своим собственным, порой даже только что сказанным словам, то есть его речь бессвязна, он опровергает себя сам. Уж это ли не вернейший признак помрачения?

Допустим, заявив, что «все (!) видели подавленность, крайнюю угнетенность Сталина», он через несколько страниц об этом же времени пишет, что «он внешне держался так, что не все (!) могли заметить его растерянность и подавленность». В другом месте уверяет, что у его героя никогда не было «и намека на необходимость обратиться к сознанию, чести, мужеству, патриотическим чувствам, национальной гордости людей… Он всегда (!) верит только в силу и насилие». Но через пять страниц читаем: «Сталин в первый период войны «нажимал» на «моральный фактор». Потом еще: «Большое значение он придавал мерам морального стимулирования бойцов и командиров» и т. д. Или: «Сталин оценивал военачальников только через призму личной преданности». А через несколько страниц: «У Сталина не было любимчиков. Принимая решение о судьбе того или иного военачальника, он не брал в расчет близкое знакомство, старые симпатии, былые заслуги».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.