Ирина Губаренко - Мир удивительных людей

На мой взгляд, комсомольский задор – это абсолютный прагматизм. Конечно, были сумасшедшие, которым нравились только песни у костра, но, в основном, комсомол был ступенью в карьере. Многие после комсомола вступали в партию, шли работать в народное хозяйство – так и продвигались по служебной лестнице. Если задуматься, и сейчас в разных местах правят бывшие комсомольские активисты.

Интересно, а Вас тоже можно считать бывшим комсомольским активистом?

Ничего подобного. Мне хватило одного месяца в восемьдесят втором году, чтобы понять, что работа в этой структуре – не для меня. Помню, один из крупных комсомольских работников, узнав о моем уходе, сказал: «Ты портишь себе карьеру». На что я ответил: «Ничего, я как-нибудь сам».

Некоторые, конечно, сделали себе карьеру, опираясь на этот «комсомольский» прагматизм, но ведь многие и пропали…

Не знаю. Думаю, что и Вы не знаете. Такие вещи я предпочитаю описывать статистически. Может, не пропали, а устроились не так, как хотели? Наверно, есть люди, которые за последние десять лет обнищали, и им все эти перемены не в радость. Но для тех, кто карабкался, без сомнения, открылись новые горизонты. Ведь когда делаются карьеры? Классические, основные, быстрые – именно в период перемен.

…И я вдруг вспомнила. как во времена комсомольских активистов и диссидентов общество делилось на карьеристов и на тех, для кого само слово «карьера» было почти неприличным. Тайный герой того времени был человек неприкаянный, не приклеившийся к месту и времени, поскольку ни место, ни время его не устраивали. Мы все учились в институтах, пропадали вечерами в студенческих общежитиях, отогревали души в мыслях, словах и чувствах, в слове искали смысл, но смысла жизни не представляли…

Наверно, не каждому дано понять, чего он хочет и на что способен. Особенно в молодости…

Мне иногда кажется, что моя жизнь поделилась на две половинки. Я был лучшим студентом в институте, знал, что меня не отправят по распределению в какую-нибудь тьму-тара-кань, но пределом моих мечтаний была должность директора школы с трехкомнатной квартирой и поездками в ГДР раз в три года. Думаю, что у меня по сравнению с другими была еще очень смелая мечта.

А сейчас? Моего старшего сына в его восемнадцать лет абсолютно не интересуют биографии Хрущева и Сталина, они для него, как для нас Николай Второй, но зато он точно знает, чего хочет. Это поколение перспективное с самого начала, поэтому, придя к власти в двадцать первом веке, оно может быть достаточно продуктивным.

Я рассказываю сыну, что музыку, которую он слушает, нам слушать запрещали. Как?! Он не может этого понять. Он просто не представляет, что кто-то может что-то ему запретить. Безусловно, они свободнее нас, у них намного больше возможностей для собственной реализации. Но тут есть и обратная сторона: чем больше спектр выбора, тем тяжелее выбрать и сложнее устроиться. Им по сравнению с нами труднее понять, чего они хотят, ведь наш выбор был в более узких рамках.

…И в этих узких рамках чем способнее был человек, тем больше мучался на работе бездельем или просто плевал на свои обязанности, потом быстро совершал трудовые подвиги и цикл повторялся. Некоторые срывались с места, вырывались из времени, улетали за тысячу верст не за красивой жизнью, а за свободой, позже пытаясь вернуться, так как что со свободой делать, как с ней быть, тоже не знали…

Может быть, наши дети знают, чего хотят, а мы знали, чего не хотели?

Мне кажется, что я точно знаю, чего я хочу. Помню, сын был еще маленьким, жена пришла из магазина вся в слезах. Она пошла за молоком, а в это время в магазин привезли колбасу, началась драка, приехала милиция и стала стрелять в потолок. Страшно представить что это время может вернуться.

Причем это постоянная тема для спора с моим отцом. Он почему-то выборочно помнит как было хорошо. А то, что он почти сорок лет проработал директором проектного института, перенес четыре инфаркта, несколько выговора по партийной линии – в общем, все то, что сопровождает директора, и теперь имеет пенсне в четыреста рублей и старые «Жигули» – это он в расчет не берет. Вообще, отец у меня уникальный человек. Мать его, моя бабка, правоверная коммунистка, дед – аппаратный коммунист. И в результате получился мой папа, который всю жизнь был хозяйственником и занимался этим честно.

Поэтому, кроме того, чего я не хочу, я еще точно представляю, чего я хочу. Наверно, есть смысл строить свою жизнь так, чтобы на выходе не считать каждую копейку. Тем более что сейчас можно зарабатывать, а тогда нельзя было зарабатывать, можно было только воровать для того, чтобы жить хорошо.

…Одинаковость, никчемность и невостребованность – все в прошлом. В один прекрасный день многие почувствовали, что все что необходимо, внутри: мысли, таланты, способности, нереализованные до сих пор и поэтому кажущие ся нереальными мечтами. И отозвались на вызов истории со всей яростью накопившейся потенциальной энергии, мгновенно> перешедшей в кинетическую – энергию движения…

Наблюдая за Вашим передвижение и с одной должности не другую я удивляюсь разнообразию ваших способностей и думаю: а что впереди? Как-то не верится, что Вы остановитесь на гостиничном бизнесе…

Кстати, работа в службе сервиса – это огромная школа. Не столько бизнеса, сколько умения выстраивать отношения с людьми. Когда ты знаешь, что каждый из входящих в это здание – источник твоей зарплаты, причем немаленькой, ты и ведешь себя соответственно. И как бы ни противно было смотреть на некоторых дураков, ты понимаешь, что они твои клиенты, и разговариваешь достойно и вежливо с одной только целью: чтобы они оставили здесь свои деньги.

Ничего не понимая в гостиничном бизнесе, я точно знал, что главная задача руководителя – работать с тремя-четырьмя непосредственными подчиненными, профессионалами в своем деле, направлять их, регулировать их отношения, в конце концов сделать так, чтобы они чувствовали себя единой командой и гордились своей работой. И я думаю, что эта схема будет экстраполироваться в любую структуру, где бы я ни работал.

Для Вас так важно ощущение некой команды?

Любой человек должен быть частью команды. Пусть она не видна, но чтобы идти вперед и развиваться, нужно быть в какой-то системе. Я допускаю, что есть некие талантливые люди – в искусстве, в бизнесе, которые прорываются сами, но, учитывая российский опыт построения жизни, думаю, что это не совсем реально. К примеру, Вишневская и Растропович, звезды мировой величины, были вынуждены покинут страну, потому что не в состоянии были в одиночку сломать эту дубовую систему. Намного проще в ней быть, чем пытаться ее сломать.