Александр Рубцов - Метафизика власти

Тут нужна эпохальная деприватизация государства – возможно, даже возмездная (чтобы снизить накал борьбы). Хотя скорее всего это все равно будет война за национализацию власти, хотя и без пальбы.

В этой войне необходим мощный союзник. Теоретически он есть, и так же теоретически понятно, как его мобилизовать, но в жизни… К тому же «электорат инерции» все еще огромен, а в значительной своей части слеп и глух к резонам – пока кормят.

Это и есть историческая ловушка: условия для модернизации возникнут тогда, когда что-либо модернизировать будет уже поздно и некому. Если что-то делать сейчас, то это будет против течения и против шерсти. Если, конечно, это государство каким-то волшебным образом не переориентируется на другой статус – не на свой государственный народ, кормящийся и ворующий, а на тех, кто хочет быть независимым и свободным, способным на самостоятельные, ответственные решения, на тех, кому в этой стране нужна политика, но не от администрации, а в собственном смысле слова. Это было бы чудом, но чудеса случаются, если над ними работать.

Публицистика освоила идею: наше государство – стационарный бандит. Это выражение чаще используют как ругательство, хотя его авторы – Манкур Олсон и Мартин Макгир – полагали, что именно оседлый бандит в отличие от бандита-гастролера, грабящего дочиста, включает в калькуляцию будущее. Он берет с граждан поменьше и производит общественное благо, обеспечивая расширенное воспроизводство, что в конце концов позволяет ему брать с граждан побольше. Грабеж становится цивилизованным и легальным. При соблюдении обязательств такой вертикальный контракт может быть легитимным. Хотя исторически устойчивее договор горизонтальный – когда право править не завоевывают, а делегируют.

Однако по критериям институциональной экономики наша власть сплошь и рядом ведет себя скорее как гастролер. В самом деле, реконструируя теневые версии этой «национальной идеи», легко заподозрить курс на окончательное разграбление трофейной территории («Я вам говорил, что мы победим!») с последующим отбытием в места дислокации счетов, активов, недвижимости, детей и прочих нематериальных ценностей, включая духовные, а именно христианские, точнее православные (к лидерам это не относится: в несветлом будущем вне России места им нет, да и здесь тоже).

Также давно подмечено: сидящих на «игле» тяготит и свое производство, и лишнее население. Но осложнения «голландской болезни» не просто портят отношение власти к аборигенам (принципала-автократа к вечно поддатым подданным). Сырьевое проклятье вырождается в институциональное. На экономике перераспределения зиждется ресурсный социум, в котором в расходные материалы записано все: люди, проекты, вывозимые задаром идеи и открытия. К отраслям безвозмездного сырьевого экспорта отходит производство мозгов и знаний. В вековой истории низкого передела сама страна становится полем быстрой наживы и вечной заготовкой под правильное будущее.

Государство по Конституции и в жизни

До развилки между стационаром и гастролером есть выбор между вертикальным контрактом и горизонтальным. По Конституции контракт у нас горизонтальный, что формально исключает формат «государство-бандит» даже в самых гуманных его формах. Постструктуралисты скажут, что Конституция, законодательство и прочие наши красоты – не более чем обломки сцены (а жизнь совсем другая, и анализировать ее надо, деконструируя эти декорации). Но на этих подмостках одновременно играют и живут, причем и труппа, и публика. Нет зрительного зала и ничего вне сцены. Конституционная модель – театр, но мы все актеры, как сказал Уильям Шекспир. Этот контракт никто не навязывал, мы сами его учредили и сами же срываем в новом цикле предательства свободы в истории Отечества. Но пьеса диктует: наш президент в законе при всем желании не может открыто оспорить принцип горизонтального договора как учредительной основы государства. Как автократ он нелегален даже для самого себя; отсюда невроз, идеологическая шизофрения и постоянные обломы в политике.

Этот автократ ограничен в применении легальной силы, что явно мешает (синдром «глиняных ног»). Называть его бандитом без оговорок некорректно при всей нелюбви. Государственный бандитизм без сдержек – все же другое, и как институт, и по жизни. А пока так, злостное хулиганство организованной группы лиц и органов по предварительному сговору в не особо крупных размерах…

Мешает втянутость во внешний мир: боязнь обструкции, угроза давления, проскрипционные списки… Оседлый бандит как иностранный агент, завербованный на вывозе и сбыте добычи. Как если бы пираты хранили клад в банке и не могли без аудиенций.

Другой ограничитель – само общество. Это не иллюзия (если не заигрываться в метафору «бандита», а реально оценивать, что есть, чего нет и, бог даст, не будет даже при этих корсарах). ГКЧП был обречен, потому что эти люди, как и все в то время, отвыкли от крови и страшно ее боялись (тогда-то в историю и вошла Людмила Телень с руками Янаева). Теперь народ к насилию притерпелся. ТВ – сплошной сгусток крови, рейтинги на трупном аромате. Но это виртуальная кровища. Здесь даже реальное воспринимается как кадр, а новости – как сериал. Политическое убийство offline (или суицид) еще может взорвать или инфернально навредить, как тень Сергея Магнитского. Власть нащупывает пределы членовредительства, но понимает: все уже на грани. Еще немного – и ненавидящие ее молча из дома выйдут, сделав реакцию цепной (см. фокус-группы ЦСР, а также статью «Власть проходит период полураспада», «Ведомости» от 4.07.2012).

Поэтому наш автократ вынужден симулировать верность процедуре горизонтальной легитимации и размахивать руками с оглядкой, а не как попадя. Отсюда концентрация бандитизма в политике: народ не насилуют, а соблазняют; ему сушат мозги – мочат лишь оппозицию, да и то фигурально. Чтобы лишить людей денег, сначала у них отбирают голос и крадут голоса. Да и репрессии здесь – палка о двух концах (три девицы в ХХС еще не раз отольются нашим защитникам веры).

Приказчик крадет у хозяина

Далее, эту власть никто не уполномочил собирать с подданных дань: по договору о деньгах она ночной сторож, а это другая экономия государства. Здесь вообще нет легального дохода от положения – все сборы власть обязана калькулировать и перераспределять публично и под законом (бюджет). А вот потом… Эти люди большей частью именно воруют, а вор и бандит-грабитель – разные составы деяний, почти по Бродскому. Здесь все пошло: приказчик крадет у хозяина. Бюджетная клептомания – существенно иной род бандитизма, чем тот, из которого когда-то сформировались вооруженные автократы.