Журнал Клаузура - Избранное: Интервью с деятелями культуры и искусства

– Если музыка отходит от линейной структуры и открывает своей новой мантровостью пути к древнему состоянию, не в этом ли и смысл конца словесной эпохи. Шум ветра может стать важнее доклада о логике Гегеля.

– Совершенно это верно для пограничных ситуаций между сном и бодрствованием, но нам скорее надо говорить о западном, фронтальном таком взгляде, когда мы смотрим из кардинальной точки перспективы, и это противопоставляется расфокусированному взгляду шамана. Во взгляде шамана нет субъекта и объекта, там и объект и вы видятся в общей ситуации, вы составляете с ним одно. Так что дело всё-таки не во сне и бодрствовании, но в уходе от фронтального взгляда, порождающего субъект – объектные отношения. Всё это ведёт и к древности, и к началу новейшей эпохи.

– В связи с трактатом «Время Алисы», который для меня почему-то оказался наиболее интересным, хочется спросить о новейшем различении мальчика и девочки, о бытующем представлении, что матриархат давно уже здесь.

– Такие проявления в обществе, как феминизм, нельзя считать матриархатом, женщины просто присваивают некоторые мускульные функции, становятся на мужские места, так сказать. Они становятся сильнее, властнее, а мужья всё больше сидят с детьми и варят обеды. Это всё-таки совсем не матриархат, это совсем другое состояние сознания. То, что произошло в 20-м веке, сильно напоминает превращение женщин в мужчин, за счёт присвоения себе мужских функций, но к матриархату никакого отношения не имеет. Маргарет Тэтчер, как «железная леди», ничего из матриархата в себе не несёт. Понимаете, матриархат очень таинственное и непонятное для нашего времени дело. Когда мы говорим об амазонках, это тоже не то самое. Амазонки это не пережиток матриархата, а скорее реванш чисто идеологический. А что происходит? Происходит стирание гендерных различий, причём уже несколько веков подряд. Один японский мастер в 16 веке писал, что всё меньше и меньше разница между женскими и мужскими пульсами, что перестали различаться женские и мужские лекарства.

– Полноценна ли замена музыки Моцарта музыкой Битлз, в том смысле, что есть ли в этом симптом приближения нового варварства?

– Варварство всё-таки здесь в оценочном суждении. Это надо много разворачивать. Битлз это не просто битлз, а произошло очень крупное антропологическое изменение, как раз молодежь, в том числе девушки, вышли на те позиции, на которых никогда ещё не находились. Это произошло, потому что после войны в результате наступающего экономического благоденствия появилось огромное количество свободной молодёжи, как говорили старики – оболтусов. Сразу появились Ролинги и Битлы, которые к Моцарту никакого отношения не имеют, в том смысле, что не приходят на смену. Они сами по себе. Иерархическая просвещенческая «старческая» культура времени аристократов и Моцарта, это время где всё в порядке, где была симфония власти и творцов культуры. Поэтому и совсем иные музыкальные основания. Про разные культуры нельзя говорить в терминах выше и ниже, годятся только без оценочные суждения. Послевоенная культура очень молодёжная, в отличие от «старчества» молодого Моцарта. Когда у меня был такой как-бы рокерски – битломанский период, я как-то взглянул на портрет пятидесятилетнего Стравинского и подумал, ну разве можно быть музыкантом в 50 лет, если музыка дело молодых. Но когда приезжает «Прокол Харум», они все седовласые семидесятилетние юнцы, не говоря уже о «Роллинг Стоунз». Выглядит это довольно анекдотично, и вот этого совсем не было при Моцарте.

– Джаз принёс импровизацию, причём тотально. Как пример, можно привести метод Леонида Фёдорова, когда он либо один, либо с Волковым, сначала, как бы случайно, находит мелодический минимальный элемент, а потом уже Дмитрий Озёрский нанизывает на эти элементы слова. Никаких поэтов – песенников. Никакой литературы.

– Конечно, это непросто, это надо перестать быть композитором в привычном смысле, время сейчас закончилось для всего классического. Просто надо найти где угодно, в чём угодно отражение своего внутреннего ритма. Все-таки это у всех по-разному. Кому-то из классиков требовалось нюхать мочёные яблоки, чтобы тексты писать, кому-то ещё что. Я недавно фильм смотрел «Выход через сувенирную лавку». Там механизм появления искусства выявлен очень иронично как-то. Можно заметить, что существует такая вещь, как полное отсутствие критериев в «механике» искусства. Кроме того, происходит тотальное снижение профессиональных уровней во всех искусствах. Это снижение во всех отраслях музыки, в композиции, исполнительстве, притом, что технический уровень исполнения классической музыки вырос предельно. Парадоксально, но жёсткая школа губит наитие и вдохновение. Поэтому всё, связанное с классическими временами и образованием, сильно мертвеет, а такие, как Леонид Фёдоров, они самородки, они движутся дальше.

Опубликовано в журнале «КЛАУЗУРА» 29 Сентября 2011

Александр Иличевский занимался большой наукой, но за последние пять лет взобрался на литературный Олимп, был лауреатом премии «Русский Букер» и премии «Большая книга», трижды финалистом «Большой книги» и только что написал очередной роман «Анархисты», завершающий тетралогию «Солдаты Апшеронского полка», в которую ещё вошли «Матисс», «Перс» и «Математик». О разнице между символом и аллегорией, анархизме, американской науке, метафизике нефти, Ное, Хлебникове, кроманьонцах и тайне двойника с писателем поговорил Дмитрий Лисин

– В советских школах все призёры олимпиад по математике и физике, которых в постсоветских школах назвали ботанами, а тогда называли по-разному, но чаще всего – вундеркиндами, вот они все мечтали попасть в ФМШ номер 18, спецшколу-интернат им. Колмогорова при МГУ, а вы туда попали. Что там было?

– Там была засада, там преподаватели рекрутировались из МГУ, причём в классах они находилось по двое, одновременно. Был ведущий и ассистент, как правило, аспирант. Классы были небольшие, а учителя геометрии и литературы очень интересные. Были какие-то намёки на диссидентство при плотной опёке со стороны КГБ, в силу того, что из нашей школы производился набор на математический факультет Высшей школы КГБ, где обучали криптологии, там было математическое образование очень высокого уровня. В школу приезжали специальные люди и вели спецсеминары с весны 9-го класса. Вообще существовала система физмат школ по всему СССР, в столицах республик, а в школу меня пригласили благодаря успехам в олимпиадах, это да. Там все были такие.