Валерий Гурков - Миниатюры. книга первая

– Пап, давай только картошку тут не будем сажать?!

– Хорошо, не будем.

– Обещаешь?

– Ну конечно обещаю, – улыбнулся я.

На тех первых купленных мной сотках я не сажал картошку, там сами выросли берёзки, причём столько много, что пришлось часть срубить. А среди оставшейся сотни, мы собираемся на шашлыки. В моё отсутствие соседи порой заходят по грибы, благо на калитке нет замка. Грибы славно ужились на моём участке под берёзами среди десятка огромных муравейников.

Я наверное извращенец, потому что всем, кто нанёс мне боль, никогда не мщу, никогда не думаю о них плохо, я просто сразу прощаю им всё.

Я наверное извращенец, потому что всех, кто нанёс мне боль, вспоминаю с улыбкой и сострадаю им. Ведь это самое тяжёлое на земле, быть жестоким, как таким не сострадать. Ведь тех, кого мы простили, мы в состоянии сразу забыть. А тех кому мы нанесли когда боль, помним до последнего часа, до последней минуты, и это как грязь, тяготит нашу душу…

Я наверное извращенец, но душа моя чиста, её ничто не тяготит и она как, в детстве, продолжает летать…

Жизнь лишь наша дорога от рождения к смерти

Она состоит из мельчайших кусочков времени,

Которые, и являются счастьем, за которым мы гоняемся…

Значит, жизнь и есть множество моментов нашего счастья.

Счастье – оно постоянно с нами, получается, что гоняемся мы лишь за смертью.

Выходит счастье – жизнь в постоянной беготне к последней нашей смертной черте.

Любовь – это когда одна душа тянется к другой, сердце любит таким, каков ты есть, а мозг ни с кем тебя не сравнивает.

Я обошёл внешние посты. Небо нахмурилось, предвещая сильный дождь. Так и есть, по магнитоле передают штормовое предупреждение. По радиостанции всем постам передал о предупреждении и попросил внутренние посты проверить все окна и двери, чтобы все были закрыты.

Дождь нахлынул шквалом. Я еле успел дойти до входной двери. Лило, словно включили сразу несколько брандспойтов. А вдали загромыхал гром, и небо, до этого совершенно почти чёрное, стало озаряться ожившими паутинами молний. Они бегали по всей кроне небосвода, почти не прекращаясь ни на секунду. Сновали хаотично, создавая живую картину мироздания. Я постоял, полюбовался этим чарующим зрелищем и пошёл на второй этаж, чтобы узнать у хозяина дома, во сколько он с семьёй будет ужинать.

Дети в страхе сидели под кроватями. Свет был включен весь полностью, даже все бра на стенах. Хозяин стоял в углу зала, обняв испуганную жену. Я вспомнил, как мои дети в такую погоду на даче бегают под проливным дождём, и танцуют в лужах, шлёпая по ним, чтобы поднять побольше брызг. Молнии и гром не страшат моих детей, для них они радость, заставляющая моих детей наслаждаться, как и меня этим явлением природы, а не прятаться от него, трясясь от страха, забившись в угол или под кровать. Может я и не оставлю ничего из материальных благ своим детям, но я уже дал им главное – они родились свободными, а не рабами. Свободными от страхов, злобы, алчности, скупости, зависти и прочих пороков. Они не рабы золота и стремления к наживе.

Я так и не стал тогда спрашивать про ужин, мне просто не хотелось в тот день говорить о чём то с пусть и богатыми, но бедными рабами. Я вышел на крыльцо и стал любоваться грозой.

Было 1 мая. День был солнечным. Работники типографии, возле которой я жил, получив портреты лидеров страны, лозунги, транспаранты, воздушные шарики и прочие атрибуты демонстрантов, строились в стройную колонну. Возглавлял её старенький грузовой,,ЗИЛ», обвешанный и наряженный словно новогодняя ёлка. В кузове сидели музыканты и, держась за кабину, стоял руководитель профкома типографии. В его руке был увесистый мегафон серебристого цвета, с помощью него руководитель отдавал демонстрантам указания. В общем, руководил. Сзади ехал служебный автобус, замыкая колонну. Колона должна была проехать и пройти примерно два километра до клуба города, где её на трибуне ждали руководители самого города. Городские власти. Посредине этого пути проходило Варшавское шоссе, которое в районе города было уже Симферопольским.

Наша школа, во главе с директором и завучем, шла всем составом учителей и учащихся вслед за работниками типографии. Нам тоже выдали различные маёвочные вещи, говорящие, что мы также являемся демонстрантами и соответственно должны дойти до клуба и показаться властям. Все мы были в белых рубашках с коротким рукавом. Солнце просто не по-весеннему пекло. Уже подходя ближе к шоссе, мы увидели, что ту часть города, которая была за шоссе, просто не было видно. Снег валил сплошной стеной. Причём край его выпадения шёл точно по Симферопольскому шоссе. Половина шоссе была сухой, а на второй половине лежал сантиметров в пять снег. Это было просто невероятное зрелище. Мы, догнав грузовик, покидали туда все свои транспаранты и стали бегать то в зиму, то в лето. Учителя, поняв, что с нами просто не совладать, стояли и, улыбаясь, смотрели. Машин тогда почти не было, одна в полчаса, не чаще. Поэтому нам ничто, и никто не мешал. Директор типографии остановил свою колону, и все ждали, когда мы наиграемся. Решила всё за всех мудрая директор школы Сёмочкина Таисия Александровна. Она сказала всем учащимся разойтись по домам. Мы были всё же все раздеты, и только учителям пришлось выполнять свой патриотический долг. Родина Мать, в лице руководства города, ждала их на трибуне возле клуба.

– Темно опять, вот и ещё один день пролетел незаметно, – сказала одна из молодых женщин, стоящих у подъезда.

– И не говори, дочка, вот и жизнь пролетела, – произнес в ответ седой старик, осторожно поднимаясь по ступенькам…

Надоело изголяться над буквами и словами, решил сварить кофе. На кухонном столе сидит котёнок и смотрит телевизор. Причём, включил то его он, я телевизор вообще не смотрю. Видно случайно на пульт, нажал. Пульт лежит рядом с ним. Я ему из дверей на ходу:,,Вовчик, кыш со стола». Ноль эмоций, только лениво глянул в мою сторону и дальше смотреть телевизор. Я снял тапочек и замахнулся на него. Он вместо того, чтобы испугаться, внимательно стал следить за моей рукой, куда она кинет тапочек, чтобы поиграться с ним. Я снял майку, свернул её и замахнулся. Ноль эмоций и снова, игнорирующий меня взгляд, направленный в телевизор…

Тут я понял, чтобы обо мне плохого кто не говорил, вот живой индикатор, проживший со мной больше года и знающий меня лучше всех. И этот индикатор совсем не боится меня, говорящий о том, что я за его короткую жизнь ни разу не обидел. Хотите проверить себя? Замахнитесь на своего питомца тапочком, свертком и вы сразу поймёте, кто вы есть, а не то, что вы о себе думаете. С улыбкой и уважением к Вам всем!