Дмитрий Бавильский - Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Между тем «Вознесение», главный шедевр Тициана, застрявший в Венеции, нарочно «затачивался» под архитектуру Фрари, то есть был сущностью изначально вторичной. Что, между прочим, и показывает картина Джузеппе Борсато 1822 года, изображающая «Галерею Академии», на которой видно, что «Ассунта» включена в тесную экспозицию главного венецианского музея и очень даже неплохо, хотя и несколько стесненно, себя там чувствует.

То есть картину носили туда-сюда, видимо, вывозили вместе с наполеоновскими войсками или эвакуировали во Флоренцию, спрятав святыню от захватчиков, позже возвращали – сначала в город, затем в музей… и – ничего, Фрари как стояла, так и стоит.

Я к тому, что по каталогу, даже в Галерее Академии числятся всего четыре картины Тициана. Две проходные, две важные (безусловные шедевры – «Введение Марии во Храм», сохранившаяся на той стене, для которой изначально она и была задумана, а также последняя, предсмертная «Пьета», созданная Тицианом для своей могилы, но несколько подпорченная Пальма, нарисовавшим в ней ангела с факелом), однако самый лучший Тициан, разбросанный по музеям всего мира, на выезде.

Ирония ли судьбы (известных, великих и модных больше ценят, поэтому чаще подделывают, похищают, покупают, развозят по столицам) или все же леденящая воображение закономерность: раз уж Тициан – еще одно «наше все», столп цивилизации и универсальный гений, выразивший красоту мира и принадлежащий миру, то и смотреть его следует в других местах?

Гений Тинторетто не меньше, но специфичней. Да, собственно, к этому я и веду. Впрочем, еще Муратов заметил, что «из всех великих венецианских художников только Карпаччо и Тинторетто можно хорошо узнать в Венеции… Только Карпаччо и Тинторетто до сих пор дома, в Венеции. И даже само представление о Венеции нераздельно связано с воспоминанием о зеленоватых, точно видимых сквозь морскую воду, картинах первого и потемневших, все еще пламенно живописных полотнах второго…».

Из книги в книгу чаще всего кочует рассказ о том, как Тинторетто победил в конкурсе на роспись Скуолы Сан-Рокко в 1564-м. Еще на стадии предварительных эскизов.

Пока другие художники только-только шевелились с концептуальным решением, Якопо Робусти раздобыл где-то, видимо подкупив служку, точные размеры центрального плафона в зале «Альберго» круглой формы.

После чего весьма быстро сделал готовый холст и «под покровом ночи» вмонтировал «Принятие Св. Роха на небеса», полноценную, законченную работу на место, «пока ты спал».

Вазари, рассказывая об этом случае возмутительного, по сути, навязанного остальным гандикапа в Скуоле Сан-Рокко, ничего не пишет про обойденных конкурсантов, отдавая должное не столько предприимчивости будущего победителя, сколько скорости его труда.

Осуждая «Сына Красильщика» (tentore – красильщик, Tintoretto – «маленький красильщик», «сынишка красильщика») лишь за отсутствие подготовки и промежуточных стадий творения, предварительных рисунков с расчетом композиции, а не за предприимчивость, неразборчивость в средствах достижения цели, тотальный демпинг (Тинторетто подарил эту работу фонду, устав которого запрещает отвергать пожертвования любого сорта), отсутствие корпоративного чувства. Брезгливости, наконец.

Победителя не судят. А все бытовое и сиюминутное забывается ретроспективно, отваливаясь по дороге. Результат превзошел любые, даже самые дерзкие ожидания: 3D Скуолы Сан-Рокко до сих пор поражает даже и современных людей, с детства избалованных каскадами визуальных аттракционов.

История дерзновенного соперничества в этом проекте Тинторетто с Микеланджело и чудом его «Сикстинской капеллы» более не включает эмоции тех самых пяти незадачливых конкурентов Робусти, с коими обошлись «не совсем корректно».

Ведь они, Веронезе, Скьявоне, Сальвиати и Цуккари, тоже связывали с жирным, многолетним (даже быстрокрылый Тинторетто работал над ним почти четверть века) заказом Братства св. Роха надежды, строили планы, разминались, накидывая варианты. Продумывали общую концепцию и мизансцены отдельных композиций.

Интересно, как сложилась бы судьба Скуолы, если бы в честном поединке победил кто-то другой.

Франческо Сальвиати, впрочем, умер в 1563-м, за год до окончания конкурса, поэтому восхвалить Святого Роха, как он того требовал, не мог. Скьявоне, впрочем, умер в том же самом году, поэтому серьезным конкурентом Тинторетто не был. Цуккари скончался в 1566-м, и на работу в Сан-Рокко, таким образом, у него оставалось всего два года. И если бы он выиграл тогда конкурс в Сан-Рокко, то не поехал бы в Рим и не был бы похоронен в Пантеоне, рядом с Рафаэлем.

Альтернативной истории не существует: именно Тинторетто сделал эту Скуолу «сердцем Венеции», хотя, конечно, можно было бы сочинить историю о том, как из-за его победы чей-то громогласный дебют был отложен, а кто-то из неназванных претендентов и вовсе покинул Венецию в поисках заработка. После того как Тициан, Тинторетто, Веронезе, Пальма, Бассано и многие их сотоварищи, подобно постоянно расширяющемуся газу, заполнили, предварительно «поделив» заказчиков, весь город, стало явным, что прочим художникам здесь ловить нечего. По крайней мере, в самое что ни на есть ближайшее время.

Можно было бы придумать художника-неудачника, поставившего всю свою карьеру на этот конкурс, но провалившегося. После чего жизнь его пошла под откос. Впрочем, если уж сочинять и спекулировать, то можно развернуть сюжет такого романа еще более эффектным способом.

Скажем, было бы особенно красноречиво, если бы в архивах Братства Св. Роха всплыло имя Тициана, ненавидевшего Тинторетто с тех пор, как тот, мальчиком, сыном красильщика, появился в его мастерской.

Тициан взял его в подмастерья. Но уже «через десять дней» поспешил избавиться от потенциального конкурента, разгадав заложенную в нем огневую мощь, «превосходящую силы противника». Из-за чего учить соперника означало выдавать врагу свои потенциальные секреты.

Б. Виппер констатировал: «Жесткую борьбу с Тинторетто Тициан продолжал до последнего дня жизни. Словно какое-то творческое бешенство овладело старым мастером…»

Конечно, оскорбительно видеть, как нахрапистая желторотая модерность обскакивает тебя на всех порах. Ничто человеческое не чуждо и гениям, в гениальном воображении которых даже самые обычные явления разрастаются до межгалактических размеров, а шпионы доносят, что на стене мастерской, где ни днем ни ночью не прекращает кипеть работа, Тинторетто написал в виде манифеста дерзновенный девиз. «Рисунок Микеланджело, а краски Тициана» (Il disegro di Michelabgelo ed il colorito di Tiziano).