Аким Волынский - Раскол в радикальной журналистике шестидесятых годов

После закрытия «Современника» Громека, как мы уже сказали, умеряет пыл своих нападений на свирепое и распущенное поведение некоторых журнальных ратоборцев. Мы бились с нашими противниками, пишет он, пока они были сильны и стояли лицом к лицу с нами, и мы будем биться с ними опять, когда они встанут на ноги. Но теперь мы можем только сожалеть, что последние стрелы, направленные против них, были опережены печальными событиями. «Не такой победы желали мы над ними» [11], замечает Громека. Объясняясь с некоторыми своими противниками, обвинявшими «Отечественные Записки» в том, что они изменили свое прежнее направление, приняв консервативный тон, подслащенный редкими аккордами дешевого либерализма, Громека с большою стремительностью отражает несправедливый и незаслуженный полемический удар. Он всегда доказывал, что нигилизм есть только орудие, а не цель. Он всегда горячо проповедывал, что есть заповедная черта, которую журналисты не должны переступать под страхом «погубить начатое дело и отдать его в жертву реакции». Преданный делу свободы, он не мог быть умерен в своей борьбе с деятелями печати, которые не умеют разрешать свою задачу надлежащим образом. Каждый неосторожный шаг, каждое лишнее движение пугает и волнует его и, стоя между двух огней, «между пылом передовых застрельщиков движения и тяжелой артиллерией консерваторов», он не мог не возбуждать против себя неудовольствие всех партий [12].

Так воевали сотрудники «Отечественных Записок» с радикальными деятелями русской печати. Но при этом, как мы уже сказали, увлекшись дурным примером, солидный журнал заводит у себя легкое подобие осуждаемого им самим «Свистка» и в ряде статей выражает свое порицание литературному и жизненному нигилизму. П. Прогрессистов всеми силами старается натянуть на себя шутовскую маску, свиснуть оригинальными стихами, хлеснуть Чернышевского ехидным издевательством. Но надо сказать правду, подражательная сатира «Отечественных Записок», при отсутствии в её творцах непосредственной веселости и того разгульного, своеобразно артистического темперамента, который может сделать завлекательным для публики даже балаганный фарс, далеко отстает от комических представлений «Современника», с их раздражающим, распущенным смехом, с блестками яркого литературного таланта среди беспорядочных груд беспринципного юмористического хлама. В сатире «Отечественных Записок» не было вдохновения, внезапных вспышек обличительного творчества, того, что может ошеломить, изумить, взволновать читательское воображение, не было удалой решимости яростно шельмовать на глазах толпы самые громкия репутации, самые прославленные имена. Скользя по готовым ритмам, прилаживая старые формы к случайным сатирическим комбинациям и перезванивая чужими рифмами, фельетонисты «Отечественных Записок» делали совершенно мертвое, бесцельное дело, никого не задевающее, никого никуда не увлекающее. В сатире «Современника», при всей её разнузданности, яри всем её хищном цинизме и наездническом произволе в набегах и экзекуциях, была самобытная сила, кружившая голову своими неожиданными проявлениями. Несправедливая и наглая, она, тем не менее, представляет крупное литературное явление, с которым необходимо считаться при изучении судеб русской литературы. её влияние мы видим и доныне в хлыщеватых приемах некоторых писателей, ищущих дешевого успеха в толпе, готовой аплодировать бойкому зубоскальству и принимать за талант всякое откровенное и дерзкое паясничество. Сатира «Отечественных Записок» – эта бледная тень сатиры «Современника» – не оставила по себе никакого следа, никакого влияния.

Пылкия речи Громеки, несмотря на их вполне либеральное содержание, тоже представляют не особенное серьезное явление. Его полемика не имела истинно принципиального характера, какой могла иметь, например, полемика Юркевича с Чернышевским, полемика Лаврова с Антоновичем и Писаревым. Мы видим отчетливо, что он борется против грубых форм литературной агитации «Современника», но не знаем во имя какого самостоятельного, неразделяемого «Современником» принципа вызывает он на бой. тех, кого он считает своими противниками. Громека не выдвигает на первый план своих теоретических разногласий с «Современником», как это делал еще недавно Дудышкин. Он не подчеркивает ни научного, ни политического пункта раздора, из за которого действительно стоит биться со страстью и вдохновением. Он не выставляет ни определенной програмы политического строя, против которой должны были-бы возражать радикальные деятели «Современника», ни известного философского учения, противоположного материалистической философии Чернышевского, которое могло-бы притязать на какое-либо культурное значение в современном обществе. Весь задор Громеки был направлен исключительно против внешнего неприличия в поведении «Современника» и потому не мог сгруппировать вокруг него людей с талантом, с определенными философскими и политическими убеждениями, людей, имевших право заявить громогласный протест против свистопляски материалистов. «Отечественные Записки», имевшие совершенно независимое положение в журналистике шестидесятых годов и не избегавшие откровенной критики, направленной и против передовых застрельщиков движения, и против тяжелой артиллерии консерваторов, не поняли своей литературной задачи. Они не собрали в своей редакции настоящих, смелых, можно сказать, исторических протестантов того времени, какими могли быть Юркевич и Лавров, и весь их протест, с патетическими речами о свободе слова без цензуры, при наивном доверии к деятельности бюрократической машины, при ребяческой склонности откровенно заигрывать с мощным и злым зверем, свелся на бессильную, умеренную критику чужих приемов под флагом трезвого и уравновешенного либерализма. Эта склонность к умеренности и политической уравновешенности и погубила журнальную репутацию «Отечественных Записок» того периода. С убеждениями Чернышевского, сдавленными узким философским кругозором, носившими в себе самих язву неизбежного самоограничения в будущем, лишенными истинно-научной стройности, философской глубины и света, необходимо было бороться не во имя умеренности, не во имя того или другого примирительного шаблона, а во имя широких, самым решительным образом поставленных теоретических и практических задач. То, что имеет характер неумеренного размаха в требованиях и запросах Чернышевского, заслуживает свободной критики не само по себе, а только по отношению к его теоретическим обоснованиям и аргументам. Только люди со страстью, с смелым и независимым отношением к действительности могли-бы состязаться с Чернышевским с полным правом и надлежащим успехом. Только люди из той же партии движения и с тою же неутолимою жаждой свободного труда во всех сферах жизни, могли преодолеть Чернышевского, сразившись с ним во имя более прогрессивных и жизнеспособных философских начал. Но таких людей радикальная партия злобно и недоверчиво отгоняла от себя, а умеренно-либеральная не постигала во всю глубину и опрометчиво выпускала из рядов боевой журналистики.