Всеволод Колесник - Россия на перепутье. Историко-публицистическая трилогия

Можно с уверенностью сказать, что в результате вакханалий на собраниях «незапятнанными» оказывались не те, то есть выживали не лучшие. Когда начались массовые аресты, кое-где явно перестарались: на некоторых заводах вообще не осталось парторгов. Не из кого было выбирать: все более или менее опытные специалисты подпадали под ту или иную категорию, перечисленную в постановлении. Некоторые партийные организации на местах были полностью обескровлены. Кроме того, арестам подвергались и тысячи беспартийных специалистов – инженеров, хозяйственных работников. На место «выбывших»

поспешно выдвигались новые руководители, в прошлом рядовые рабочие. Хорошо, если это были бывшие «стахановцы», а вообще, выдвигались всякие. Им было слишком трудно полноценно заменить опытных и сведущих специалистов, обеспечить выполнение плана. И поэтому стал намечаться откат. Вся ответственность за «перегибы» и «ошибки» была, естественно, возложена на местных руководителей. Да так оно, наверное, и было.

Теперь уже создавались комиссии для разбирательства результатов самих «чисток» и наведения «большевистского порядка». Но это была еще не кульминация репрессий. Роковую роль сыграло убийство Сергея Мироновича Кирова 1 декабря 1934 года. Киров был сторонником курса Сталина на индустриализацию, и это делало его противником Бухарина. Но он отчасти разделял теорию «пролетарского гуманизма», которую проповедовал Бухарин, так и не изживший в себе переживаний, вызванных сценами насилия во время коллективизации. Киров уже завоевал большой авторитет в партии и осмеливался выступать сторонником более лояльного и мягкого отношения к общественности, поскольку у партии, по его мнению, не было больше непримиримых врагов. Очевидно, это мнение было ошибочным.

Но главным являлось следующее – многим функционерам руководства партии в случае более мягкого отношения к своим противникам и с принятием нового курса было бы несдобровать за их прошлые жестокости. Сталин находился под прессом желания партноменклатуры продолжать репрессии (на этой версии настаивает А. Б. Мартиросян). Так или иначе, после убийства Кирова события развивались очень стремительно и словно по написанному сценарию. После ХVII съезда партии Киров, избранный членом Политбюро и секретарем ЦК, должен был переехать в Москву и взять на себя руководство идеологической работой в партии. Теория «пролетарского гуманизма», возможно, имела шанс воплотиться в политике ВКП (б). Если бы это случилось, то Сталин, возможно, не смог бы единолично распоряжаться судьбами и жизнями людей. Но Кирова убрали. Кто? Убил Кирова некто Николаев. Говорят, на почве ревности. Но дело достаточно запутанное. Возможно, к этому причастна и немецкая разведка. Но ни один из авторов, пишущих на эту тему, не сумел с полной убедительностью распутать этот клубок сплошных загадок. Всякие разговоры о причастности Сталина к смерти Кирова смехотворны.

Итак, Киров должен был переехать в Москву. Но его переезд все откладывался. Наконец Киров приехал в Ленинград, чтобы сдать дела своему преемнику, и тут его настигла пуля убийцы. Как бы ни хотелось злопыхателям приписать убийство Кирова «проискам» Сталина, даже они открыто этого не говорят. Факты свидетельствовали о другом: убийство члена Политбюро и секретаря ЦК в самом центре парторганизации Ленинграда, в Смольном, на глазах охранника, показало всем членам руководства ВКП (б), что даже при наличии охраны никто из них не может быть застрахован от подобной участи.

Это исторический факт, и не миф, что до этого Сталин, например, ходил и ездил свободно, без какой-либо охраны. Однажды дело даже дошло до того, что во время праздничной демонстрации 7 ноября 1927 года некто Охотников на трибуне Мавзолея ударил Сталина кулаком по голове. Существует такая версия этого, совершенно немыслимого в наше время происшествия. Начальник Военной академии им. Фрунзе Р. П. Эйдеман вручил трем свои питомцам специальные пропуска для участия в охране высших руководителей страны на трибуне Мавзолея.

Ретивая тройка со всех ног кинулась на Красную площадь. На территорию Кремля они проникли беспрепятственно, но у деревянной калитки туннеля, ведущего на трибуну Мавзолея, вышла заминка. Охранник-грузин отказался их пропустить. Горячие парни, участники Гражданской, не спасовали перед наглостью чекиста. Они отшвырнули его, сломав при этом калитку, и бросились вперед. Через несколько секунд они были за спинами стоявших на трибуне. Охрана, естественно, накинулась на новоприбывших. Один из тройки, Охотников, подскочил к Сталину, которого счел виновником всей этой неразберихи, и кулаком ударил его по затылку.

Ни Эйдеман, ни Охотников не были наказаны. Можете представить, какие «строгости» были в стране. Каждого видного большевистского деятеля можно, получается, запросто ударить по голове, а то и пустить в расход.

А чего стоили разного рода «дискуссии» и возня с всякими там уклонами? Эта тягомотина была явно не для слабонервных, но и у них нервы сдавали. Естественно, Сталин, чувствовавший полноту власти, не мог оставаться благодушным, если на съезде буквально все выступавшие клялись ему в верности и славословили его, а при тайном голосовании оказалось, что против него были поданы сотни голосов. Значит, все они – лицемеры. И все это перед лицом смертельной опасности. Благодушие непростительно!

Немаловажное значение сыграло отношение Сталина к Кирову. Киров был его любимцем. Да и как можно было не любить этого обаятельного, очень отзывчивого человека, с открытым, таким русским лицом?! Сталин встретился с Кировым еще в октябре 1917-го. И сразу его потянуло к этому энергичному, крепко сбитому человеку. К его улыбке, к душе нараспашку. Ни с кем Сталину не было так легко, как с Миронычем. Они дружили семьями. Дети Сталина – Светлана и Василий – радовались, когда Сергей Миронович бывал у них. Это было еще тогда, когда у Сталина – хлебосольного хозяина – постоянно гостили родственники, друзья, земляки.

С Кировым всегда легко было говорить. Говорить о чем угодно. В любой аудитории – в военной, студенческой, рабочей – он был своим. Когда жена Кирова Мария стала прихварывать, Сталин сам хлопотал и о врачах, и о лекарствах. Он действительно любил Кирова как брата. Доказывает это надпись на книге «О Ленине и ленинизме», подаренной Кирову Сталиным: «С. М. Кирову. Другу моему и брату любимому. От автора».

Друзей-соратников у Сталина было немало. Но между ним и теми же Серго Орджоникидзе, Ворошиловым, Молотовым, Кагановичем стало появляться какое-то пространство, прохлада. И особенно после неожиданного ухода из жизни жены Надежды. Этим самоубийством жена как бы нанесла вождю оскорбление. Так ему казалось. С того момента в душе Сталина произошел заметный перелом. Только к Кирову отношение вождя оставалось прежним. Знал ли Сталин, что Сергей Миронович очень любил женщин и что у него были любовницы, как в Большом театре, так и в Ленинградском театре оперы и балета, и что рыжая красавица Мильда Драуле, жена Николаева, тоже была его любовницей? Наверное, знал.