Серж Брусов - #ДетиСети. Повесть-репортаж о первом поколении, выросшем в Интернете

Привет! По поводу твоего репортажа. Говорю сразу: извини, но мы его публиковать не будем. Нет, ты не подумай, что мне работа не понравилась, наоборот – читать было интересно, многие моменты об этом новом поколении открыл для себя впервые. Просто есть такая вещь, как формат. В формат нашего паблика твой текст, к сожалению, не вписывается. Объясню по пунктам.

1) Мат. Я, конечно, всё понимаю, ты к аутентичности стремился, но… Они реально вот так вот часто ругаются? Если да, то мне искренне жаль. Я не против мата как такового, но использование тинейджерами экспрессивной лексики буквально чуть ли не в каждом предложении – это, по-моему, натуральное обесценивание такой великой и неотъемлемой части русского языка, как русский мат. Огромная эмоциональная сила ругательных слов таким образом сводится к нулю, к безликому американскому «факу», который уже и не особо-то удивление вызывает, если честно. Может, конечно, это естественная языковая эволюция, не знаю, но мне она что-то не очень по душе. Если будешь этот текст где-то ещё использовать (об этом ниже), советую его всё-таки пригладить, заменить ненорматив на более мягкие выражения.

2) Криминал. Ну, тут, надеюсь, без особых разъяснений поймешь. Как ты себе представляешь публикацию репортажа, где одно из центральных мест занимают все эти мутные дела из глубокого интернета? Проблем потом не оберешься. Мы ж, как-никак, на виду – не заштатная областная газетенка.

3) Стилистика. Мне очень понравились те два отрывка, которые, как ты сказал, написаны как «типично журналистский репортаж» в настоящем времени. Потом тебя, конечно, понесло…)) Зачем тогда изначально было пытаться делать из этого закос под журналистское расследование, если уже тогда не был уверен, что сможешь до конца выдержать всё в одном стиле?

Ладно, на самом деле, есть у меня идея получше насчет этого текста. Для публикации в нашем медиа он, конечно, не подойдет, но что если тебе из него книгу сделать? Один раз у тебя уже получилось из собственного дневника. Мне кажется, эта история вполне может стать «духовным наследником», ну или «идейным продолжателем», как угодно. А-ля «о том же десять лет спустя». В общем, смотри сам. Права на репортаж оставляю за тобой, никаких возражений против публикации не имею. Если нужно, можешь и это письмо взять.

P. S. Мат, наверное, лучше вообще убери. В художественной литературе он пока ещё дико смотрится. Особенно в таком количестве.

– Я не хочу говорить об этом… – Вэл резко прервал завязавшуюся было беседу, как только речь зашла о самоубийстве Киры. Он убрал за ухо упавшую на лоб прядь светлых волос, в очередной раз вызвав у меня ассоциации с Куртом Кобэйном, и отвернулся к окну, ловя взглядом проносившиеся мимо столбы электросети и на автомате вращая в левой руке ярко-зеленый спиннер. Мы уже полтора часа ехали на скоростном поезде из Москвы в Петербург, а погода, несмотря на заявления синоптиков, лишь ухудшалась. По стеклу скользили удлиняющиеся водяные струйки, небо кучковалось тяжелой мокрой ватой, а деревья сильно раскачивались под шквальным ветром.

– Да, этот вопрос ща явно не в тему, – вполголоса произнесла сидевшая слева от Вэла Саша, скрестив руки на груди и выразительно с упреком посмотрев на меня.

Саша – моя двоюродная сестра. Вэл – её парень. Его настоящее имя – Валентин, но я ни разу не слышал, чтобы Саша когда-нибудь его так называла. Подростки… В этом возрасте хочется казаться крутым, проявляя свою крутость множеством всевозможных способов, и имя, произносимое на западный манер, конечно, один из них. Удивительно, что сама Саша ещё не просила называть её Алекс или как-нибудь в этом духе. Ей семнадцать, полтора месяца назад она закончила школу, пару недель как поступила в университет, а сейчас, в середине августа, собиралась наконец отдохнуть от суеты, вызванной сменой академических этапов.

Про Вэла я не могу сказать почти ничего. Со слов сестры мне известно, что ему восемнадцать, школу он окончил год назад, но в настоящее время нигде не учился и не работал. Деньги, однако, у парня явно имелись – билет на поезд для себя и Саши он купил сам, отказавшись от моих услуг в этой области. Мы впервые встретились с ним два часа назад на Ленинградском вокзале и с тех пор перебросились лишь парой реплик. Недавно у нас вроде бы завязался короткий диалог, очень быстро прервавшийся после моего вопроса о Кире – девушке из их компании, в конце весны найденной около собственного подъезда со следами падения с большой высоты.

– Тут есть вайфай? – спросила Саша, достав из рюкзака планшет и быстро тыкая пальцами в экран. Ни я, ни Вэл не поняли, к кому именно был обращен вопрос девушки, поэтому сначала мы молча переглянулись несколько раз, а затем одновременно заговорили:

– Да вроде долж…

– Нет наверн…

Одна из тех неловких ситуаций, которые происходят, когда оба собеседника сначала перебивают друг друга, а затем также синхронно уступают слово.

– Должен быть, – сказал Вэл после небольшой паузы, уставившись в экран своего телефона.

– Мы не в бизнес-классе, – ответил я. – Там точно есть, здесь – не знаю.

Немного обо мне. Совсем немного, потому что моя фигура в этой истории не играет почти никакой роли. По-хорошему, и рассказана-то она должна быть от третьего лица, об одном из героев, без всякого участия в ней самого рассказчика. В некоторых моментах, однако, мое присутствие проявлялось несколько активнее, чем просто стороннее наблюдение, поэтому я и решил оставить «себя» в повествовании. Итак, я на десяток лет старше своей двоюродной сестры, я женат, кое-где работаю и даже где-то живу. Пожалуй, для начала этих сведений обо мне вполне достаточно, ибо в целом моя роль здесь – это глаза и уши. Органы чувств, через которые вы имеете возможность наблюдать за тем, что видел и слышал я.

В данный момент мы – Я, Саша и Вэл – занимали три места вокруг стола в вагоне «Сапсана», мчавшемся на северо-запад со скоростью в 250 километров в час. Саша и Вэл сидели напротив меня, а место рядом со мной было занято пожилым дедушкой, следовавшим в составе испано-говорящей туристической группы. Он молча смотрел в окно и никак не реагировал на наши реплики, давая повод думать, что совсем нас не понимает.

Моя сестра и её парень казались мне очень похожими друг на друга внешне. Дело было в прическах: Вэл, как я уже упомянул, носил длинные светлые волосы в стиле Курта Кобэйна, а Саша – темное каре почти такой же длины. Сейчас, одинаково «залипнув» в гаджетах, ребята напоминали мне фотоснимок и его негатив, расположенные рядом друг с другом. У Саши был пирсинг в правой ноздре, татуировка в виде альбатроса на внутренней стороне левого предплечья (почти у запястья) и футболка с изображением какой-то модной группы. Несмотря на все эти элементы, в прошлом десятилетии вполне себе считавшиеся атрибутами определенных молодежных субкультур, моя двоюродная сестра не относила себя к каким-либо течениям, движениям, категориям, неизменно отвечая, что «так давно уже никто не рассуждает», да и вообще, мол, «сейчас всё смешалось в кучу». Вэл, внешне напоминавший одновременно и типичного адепта гранжа из девяностых, в клетчатой рубашке поверх футболки с каким-то психоделическим принтом, и какого-то современного модника в узких подвернутых штанах, а слушающий при этом, по словам Саши, предпочтительно трэп, клауд рэп и прочие трендовые ответвления хип-хопа, только подтверждал её слова.