Борис Вишневский - Хроники возрожденного Арканара

Директор Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян напирал на то, что Степан Бандера персонально упомянут в приговоре Нюрнбергского трибунала, а в Европе ничему не учатся, и что в европейских учебниках двумя строчками говорится о Нюрнбергском процессе и Холокосте. Хотя перед ним выступал председатель объединения «Россия—Германия—Новое поколение» Кристоф фон Ольденбург, рассказывавший, что немцы получили «прививку» от нацизма, что все они в школах изучали ужасы, которые нацизм принес в Европу, и что его поколение на этом воспитано. Но, наверное, уважаемый академик не очень внимательно его слушал.

России и проблемах с радикальным национализмом и неонацизмом в нашей стране иностранные участники деликатно не упоминали – видимо, чтобы не огорчать хозяев. Единственным, кто сказал о том, что и для России эти проблемы актуальны, оказался губернатор Петербурга Георгий Полтавченко – по его словам, наш город всегда был многонациональным, но это не значит, что у нас нет экстремизма. А потому профилактика экстремизма и ксенофобии – один из главных приоритетов для городского правительства.

Самым интересным из заявленных участников конференции оказался «директор Европейского центра геополитического анализа» Матеуш Пискорский из Польши. В российских государственных СМИ его не раз представляли как «главу миссии международных наблюдателей на референдуме в Крыму». Действительно, уже много лет господин Пискорский является представителем «Международной организации по наблюдению за выборами CISEMO» на территории СНГ. Организация была создана в 2003 году Алексеем Кочетковым, который возглавлял ее вплоть до 2013 года. Широкой общественности Алексей Кочетков известен как член Центрального совета Русского национального единства (РНЕ), которым руководил Александр Баркашов, и редактор газеты РНЕ «Русский порядок».

Неудивительно, что именно Пискорского Кочетков пригласил в наблюдатели. Как сообщает историк и публицист Владимир Кара-Мурза, Пискорский – «известный польский фашист и антисемит, открытый поклонник национал-социализма, отрицатель Холокоста, автор статей на портале «Белый мир» и в газете «Я – русский», бывший главный редактор журнала польских скинхедов Odala, в ко-тором превозносились «арийская раса» и Адольф Гитлер…»

Согласитесь, самое то для участника «антифашистской конференции».

Устав чужого монастыря

Пожалуйста, не ссылайтесь на Вольтера.

И потому, что о готовности отдать жизнь за то, чтобы… (далее по тексту) он, скорее всего, не говорил: это миф.

И потому, что отдать жизнь за то, чтобы свободно высказывались некоторые мнения я лично не готов (как, думаю, и подавляющее большинство тех, кто любит козырять якобы вольтеровской цитатой). Ибо свобода слова имеет границы.

Вопрос, – еще раз, и трагически поставленный в Париже (Имеется в виду убийство карикатуристов из редакции журнала «Шарли Эбдо». – Б. В.), – звучит так: где эти границы проходят?

Мой ответ прост: там, где начинаются гарантированные законом права и свободы других людей.

Там, где слово используется для оскорбления личности другого человека – унижая его честь, достоинство или репутацию.

Там, где слово используется для разжигания вражды и ненависти – по признаку национальности или расы, религии или пола.

Там, где слово утверждает, что главный враг – инородцы или иноверцы, и где им приписываются вымышленные преступления.

Там, где слово призывает к насилию и дискриминации.

При переходе этих границ слово должно быть наказуемо по закону – и во многих странах мира такие запреты установлены.

Поэтому оскорбленный может защитить свою честь и достоинство в суде – и добиться наказания оскорбителя.

Поэтому могут – и должны быть запрещены (но лишь решением суда) фашистские, антисемитские, расистские издания, могут и должны быть наказуемы соответствующие выступления.

И это не ограничение свободы слова, а необходимая мера для защиты прав других граждан. Тем более необходимая, что фашистское слово имеет обыкновение всегда переходить в дело – в чем человечество многократно убеждалось…

А вот до указанной границы слово абсолютно свободно. Потому что закон не может, – и не должен, – гарантировать право человека на то, что окружающие обязаны жить по уставу его монастыря, опираясь на те же самые ценности и в соответствии с теми же традициями.

Обязаны уважать не только его безусловное право иметь и свободно высказывать эти взгляды, но и сами эти взгляды.

Обязаны не критиковать и не высмеивать эти взгляды и сакральные для него понятия – то есть, считать их столь же сакральными и не «оскорблять его чувства».

Это – абсурд. Такой же, как и сам термин (о чем мне приходилось писать на страницах «Новой газеты») «оскорбление чувств».

Потому что в мире еще не придуман прибор, определяющий, действительно ли «оскорблены чувства» и в какой степени.

На чем основываться суду, вынося решение о наказании за «оскорбление чувств»? Только на мнении самого «оскорбленного»?

Но ему, как показывает практика (в том числе, российская) ничто не помешает «оскорбиться» чем угодно.

Если речь идет о религиозных чувствах – начиная с карикатур на пророка и хождением женщих без чадры, и заканчивая работой городского транспорта в субботу и продажей свинины в магазинах.

Если речь идет об иных чувствах (почему же только чувства верующих должны быть защищены?) – то либералы могут заявить об «оскорблении их чувств» самим фактом существования коммунистов, поклонники «Зенита» – призывами болеть за «Спартак», атеисты – проведением крестного хода по улице…

Поэтому представляется очевидным, что никакое «оскорбление чувств» не может быть запрещено законом – нет и не может быть (используя правовые термины) объективной стороны преступления. А значит, не может быть и наказания. В том числе, за карикатуры – что на пророка Мухаммеда, что на Иисуса Христа, что на Моисея.

Карикатуры на Владимира Путина стоят особняком: теоретически, Владимир Владимирович может оскорбиться своим изображением и пойти в суд (при этом он должен будет доказать наличие морального ущерба, невыносимых страданий, ухудшения здоровья после просмотра карикатуры и так далее). Но ник-то из его сторонников не может подать в суд, «оскорбившись» вместо Путина. Что касается Иисуса или Мухаммеда, то они, кажется, законных представителей, уполномоченных защищать их в судах от «оскорблений», не оставили…

Это – о юридической стороне вопроса о границах свободы слова и «оскорбленных чувствах».

При этом нельзя не заметить, что кроме юридического аспекта, есть еще и этический. Установленный не законом, а общественной моралью. Принятыми в обществе представлениями о том, что можно – а что нельзя. И здесь у свободы слова тоже существуют границы – хотя и ненаказуемые при переходе. Они определяют то, что не запрещено – но считается неприличным.