Коллектив авторов - Исторический сборник «Память». Исследования и материалы

Но если параллели между оттепелью и перестройкой кажутся очевидными, то разделяющий их период – эпоха застоя или эпоха заморозки – остается недооцененным. В статье 1989 года о диссидентском движении Л. Богораз, В. Голицын и С. Ковалев пытались проследить корни перестройки до 1965 года. При этом авторы ставили под вопрос принятое разграничение: «…ведь каждый из этих периодов, на которые теперь принято делить нашу наиновейшую историю (“оттепель”, “застой”, “перестройка”), несет в себе семена следующего» [9] Богораз Л., Голицын В., Ковалев С . Политическая борьба или защита прав? Двадцатилетний опыт независимого общественного движения в СССР: 1965 – 1985 гг. // Погружение в трясину (Анатомия застоя) / Сост. и общ. ред. Т.А. Ноткиной. М.: Прогресс, 1991. С. 502. . Следовательно, необходимо «понять: что же стало прорастать из “оттепельных” времен сквозь болотную гниль застоя, какие жизнеспособные ростки оказались устойчивы к этой гнили и расцвели в наши дни и нет ли в них унаследованной гнилостной заразы, микроба, вируса, притаившегося до поры?» [10] Там же. Авторы, сами бывшие видными деятелями диссидентского движения, не сомневались:

…наше общество действительно «созрело для перемен» – потому что не только молчало и терпело все эти годы. В его «молчаливом большинстве» шла подспудная работа, подготовлявшая эти перемены и создававшая для них благоприятную почву: снимались фильмы, писались книги, обсуждались новые (для нас!) социальные, философские, экономические, научные идеи [11] Там же. С. 503. .

Эти полуофициальные дискуссии касались и исторических тем. Жгучие вопросы, вызванные хрущевской критикой культа личности, не получили удовлетворительных ответов, а после ужесточения цензуры их обсуждение могло продолжаться лишь в неофициальной сфере. Издание исторических сборников «Память» является важной, хотя и малоизвестной вехой в создании альтернативного дискурса о советском прошлом. В свою очередь, для того чтобы понять, как возникла сама идея «Памяти», следует рассматривать историю создания этих самиздатских сборников в более широком контексте.

В нашей статье мы попытаемся представить обзор событий и явлений, предшествовавших возникновению «Памяти» и подготовивших его. При этом основное внимание будет уделено не литературной жизни, имевшей лишь второстепенное влияние на «Память», а нескольким редким примерам диссидентских исторических исследований. Сугубо научный подход «Памяти» существенно отличался от более политизированного подхода в исследованиях Александра Солженицына или Роя Медведева; причем эта нейтральная позиция определилась именно на фоне предыдущих диссидентских работ и в качестве реакции на них. Рассматривая предыдущие опыты диссидентской историографии, мы попытаемся проследить корни «Памяти» и установить, какие идейные черты диссидентского движения присущи этим сборникам и в чем их отличие от предшественников.

Главной общей характеристикой всех подобных проектов можно назвать стремление к «восстановлению исторической правды» и борьбу против «фальсификаций» официальной исторической науки. Однако подход «Памяти» к решению этих задач имел существенные особенности.

«Секретный доклад» Никиты Сергеевича Хрущева на XX съезде КПСС определил один из самых крутых идеологических поворотов в советской истории. Будучи результатом соединения различных общественных и политических факторов, во многом он осуществился благодаря воле и личному мужеству одного человека. После смерти Сталина огромное напряжение, накопленное за десятилетия террора и произвола, ослабевало. Начали поступать просьбы от политзаключенных о пересмотре их дел, ежедневно выявлялись случаи грубой фальсификации, неоправданного осуждения невинных людей и применения пыток для получения ложных признаний. По мере того как число реабилитированных росло и обнаруживались все новые и новые «дела» видных партийных руководителей, Н.С. Хрущев и А.И. Микоян стали осознавать масштаб массовых репрессий, от которых сами они не пострадали только чудом.

О мотивах, побудивших Хрущева разоблачить сталинские преступления, существуют весьма противоречивые версии – в зависимости от личных представлений авторов. Соображения Realpolitik, несомненно, играли определенную роль, однако нам кажется, что не меньшее значение имели и моральные мотивы. В 1956 году предстоял первый партийный съезд после смерти Сталина. Хрущеву и Микояну было понятно, что членам Политбюро не уйти от ответственности за репрессии и что именно этот съезд дает возможность бывшим соратникам Сталина частично искупить свою вину перед народом. Откладывать этот вопрос на будущее означало идти на риск внешнего разоблачения, а в таком случае бывшие соратники Сталина потеряли бы сильную позицию: «все будут иметь законное основание считать нас полностью ответственными за происшедшие преступления», рассуждал Микоян. Если же «мы это сделаем по собственной инициативе, расскажем честно правду делегатам съезда, то нам простят, простят ту ответственность, которую мы несем в той или иной степени» [12] Микоян А.И . Так было. Размышления о минувшем. М.: Вагриус, 1999. С. 591. . Кроме того, Хрущев чувствовал: после десятилетий террора и партийные руководители, и народ испытывают глубокую потребность в гарантиях личной безопасности и прекращения произвола. От этого зависело сохранение общественного порядка, все чаще нарушаемого вспышками недовольства как среди населения, так и среди заключенных [13] См.: Козлов В.А . Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 – начало 1980-х гг.). 3-е изд., испр. и доп. М.: РОССПЭН, 2009. . От этого, пожалуй, зависело и сохранение режима [14] Наумов В.П . К истории секретного доклада Н.С. Хрущева на XХ Съезде КПСС // Новая и новейшая история. 1996. № 4. .

«Секретный доклад» лег в основу хрущевской политики десталинизации и сыграл важную роль в прозрении целых слоев населения, в пробуждении антисталинских настроений у многих бывших поклонников вождя. Правда, Хрущев намеревался ограничиться лишь частичным разоблачением наиболее явных репрессий. В докладе, подготовленном Комиссией по расследованию сталинских преступлений против коммунистов во главе с П.Н. Поспеловым, многие вопросы были намеренно оставлены в тени. Например, из текста следовало, что культ личности начался лишь в 1934 году, а это исключало, в том числе, возможность поставить под сомнение эксцессы коллективизации. Борьба Сталина с оппозиционерами не только осталась за рамками расследования, но и была поставлена ему в заслугу.