Станислав Сенькин - Картонное небо. Исповедь церковного бунтаря

Скит сразу же был ограблен греками и всё добро – старые фелони, утварь и книги – вывозилось прямо в Фанар. Как гласит афонская традиция, после этой сдачи скита самолёт с патриархом Алексием якобы не мог приземлиться в Москве – не выпускалось шасси и самолёт три раза облетел столицу, пока шасси наконец не выпустилось. После вычищения Ватопеда от нечисти «чёрные полковники» поставили Протату задачу реабилитировать монастырь, и его начали превращать в афонскую витрину. Духовником ватопедской братии стал монах Иосиф Афонский из знаменитой школы Иосифа Исихаста. Греки довели дело до ума, и сейчас это на самом деле очень хороший монастырь, где паломник может ощутить всё великолепие византийского богослужения – превосходный хор, строгий византийский устав и высокий уровень образованности монахов Ватопеда делают его чуть ли не лучшим монастырём православного мира. Разумеется, сейчас там никакой педерастии нет. Но совсем этого не избежать и, впрочем, так здесь было всегда – Порфирий Успенский даже писал в своей работе о святой горе, что старцы с послушниками образовывали что-то типа семей, где молодой послушник вкладывался своей юностью и живостью, а старец опекал послушника, постригал и впоследствии передавал ему свою келью в пользование. Сюда же владыка приписал афонский метод беспрекословного послушания, когда что бы ни делал с тобой старец и как бы ни искушал, послушник обязан всё безропотно переносить и выполнять. Конечно, педерастия никогда не афишировалась, но легко скрывалась за учением о беспрекословном послушании. Отсюда идет мнение греков, что в келью лучше идти после того, как провёл годы монастырского искуса среди братии. Кельи – это монастырская анархия, где может произойти что угодно.

Один сербский зилот Г., ходящий по горе в поисках пропитания, всегда спрашивал у знающих людей, если хотел переночевать в той или иной келье, нет ли там педерастов, поскольку пару раз он нарывался на откровенных гомосексуалистов на кельях, где куда удобнее предаваться разврату, чем в монастырях, где с этим безусловно строже. А на кельях и бухают безбожно, и мясо едят, ну и сексуальная жизнь там поактивнее, чем в монастырях.

Люди, сталкивающиеся с откровенной педерастией со стороны монахов и священнослужителей, ведут себя по-разному. К примеру, подвизался в Курской епархии архимандрит И., которого почитали за старца. И. приехал с Афона, где прожил много лет. Иногда, принимая паломников, этот старец хватал их за член или просто водил рукой в том месте. Паломники при таких действиях старца находились в странном замешательстве, ведь перед ними был почитаемый старец, а не какой-то проклятый мужеложец. Некоторые плевались и уходили из монастыря в гневе, другие говорили, что старец таким образом лечил их от мужских болезней. Отдельные духовно одарённые образно описывали, как у них были проблемы с простатой, решившиеся после поглаживаний старца. Вплоть до того, что у них после приёма старца резко закололо и пошла чёрная моча, а потом все недуги разом прошли. То есть каковы бы ни были намерения И., на самом деле верящие в старца рационализировали странные его действия как целительство и действительно получали помощь. Хотя тот же отец Н., хорошо знающий И., преспокойно делится на Афоне с любым паломником своими воспоминаниями, в которых И. предстаёт другом того самого отца Ф. (благостного старца с бутылкой узо, шарящегося по архондарику) и злостным педерастом. Мол, однажды Н. приехал по делам в Салоники, где в монастырском конаке стал свидетелем страшной картины – И. с Ф. естествовали одного грека, который при этом громко орал, то ли от страсти, то ли от боли. В дневниках отца Давида тоже сказано, что у И. была интрижка с полицейским в Карьесе. В общем, был ли И. гомосексуалистом, мне доподлинно неизвестно, оставляю это на совести Н. и почившего отца Давида, который в одно время крепко держал весь монастырь за одно место. Однако факты остаются фактами – за член И. действительно паломников трогал и неоднократно. Но никто из почитателей старца с этим не согласится, какие бы доказательства им ни приводили. Потому что почитатели убеждены в святости своего кумира, за которого готовы побить, а то и убить. Я, например, знаю случай, когда иеромонах Г. с Кавказа при простом упоминании того факта, что И. трогал паломников за член, буквально приходил в бешенство и готов был растерзать за такие слова, хотя ему говорили только то, что все и так знали, без прямых обвинений старца в педерастии.

Сказать, какое количество в процентном соотношении в монастырях подобных «борцов» с блудной страстью, трудно, потому что об этом стараются не говорить.

С сексом идейных вроде бы всё, теперь пора рассказать о сексе карьеристов. Да, кроме идейных в монастыри часто идут карьеристы, считая, что чёрное духовенство приблизит их к желанной цели – епископству или игуменству. Такие карьеристы пришли к монашеству ради земного, а не небесного, отчего они не находят внутренних сил сопротивляться похотям плоти, как это могут делать идейные. Или же просто не хотят. Каждый становящийся священником в той или иной степени карьерист. Ему нужно придерживаться корпоративной этики. Даже если известно, что твой правящий архиерей допускает для себя однополые шалости, нельзя попытаться воспрепятствовать этому и остаться в епархии. Любой вынос сора из избы – это нарушение корпоративной этики. Разумеется, принявший правила игры священник начинает меняться и в остальном. Как пишет один анонимный священник – если подследственный признал вину, то цель следователя достигнута. Если чиновник допустил какой-нибудь «косяк», то он должен немедленно спихнуть его на подчинённого, чтобы самому не отвечать. А если признаешь – ты здесь больше не работаешь. То же самое относится и к работникам епархии и приближенным к телу епископа священникам. Никто и никогда не будет каяться в своих проступках (это для «лохов» и «терпил»). Настоящий русский никогда не кается.

Я хорошо знал митрополита Онуфрия, который сейчас возглавляет украинскую церковь московского патриархата ещё в бытность его правящим архиереем в Черновцах. Про самого епископа не могу сказать что-нибудь плохое, он искренне держится православного стиля и ему действительно нравятся молитвы и монашеская жизнь. Онуфрий часто приезжал на Афон и проводил весь свой отпуск вместе с братией монастыря в молитвенных трудах и службах. Но при нём в Черновцах был секретарём епархии (важная должность, по сути вторая после самого владыки) отец М., про которого далеко шла молва как о гомосексуалисте. Мне рассказывал один из духовных чад М., как его самого и ещё одного подростка М. с его другом иеромонахом катали на машине в воскресенье после праздничной трапезы, где рекой лилось вино. Отцы прилично поддали и начали приставать к подросткам. Они остановили машину вдали от города в тихом месте, и М. языком слюнявил ему четырнадцатилетнему ушную раковину.