Алексей Толкачев - Рассказы

Уже три бумаги лежали на столе у капитана. Четвертая заняла свое место на этом столе вечером следующего дня. На фор-марса-рей сел баклан, на лапе которого блестело кольцо. Один из матросов сбегал на камбуз, притащил скумбрию. Птицу подманили, поймали и освободили от кольца. На первый взгляд — обычное орнитологическое кольцо. Собственно, так оно и было, только вот надпись на нем оказалась… орнитологическая, но необычная. Чего стоило хотя бы количество текста, нацарапанного микроскопическими буковками на металлической поверхности!

Дорогой Жак! Ты меня, конечно, не помнишь. Я — та невысокая шатенка с Азово-Черноморской орнитологической станции, у которой ты спросил: «Есть ли тут WiFi?» — когда приезжал к нам на конференцию «Большой баклан: подходы к регуляции численности». С тех пор всегда, когда я снимаю с лапы баклана кольцо и вижу французскую надпись, в волнении замираю: вдруг это кольцо надевал ты?

Текст переписали на бумагу, а кольцо вернули на лапу птицы. Пускай летит дальше! Все-таки, тут любовь. И наука. Что одно, что другое — вещи бессмысленные, но вставать у них на пути — моветон.

Пятое послание тоже прибыло с воздуха. Просто ветер принес бумажный листок.

пробило бак. И мы торчали в этом ущелье еще двое суток. Зато пожили спокойно, отдохнули. Поспали по очереди. Стрельбы больше не было. Связь по рации есть, сказали, что вышлют вертолет. Прикинь, у Лехи даже нашлось, что почитать. Так что я получил возможность внимательно изучить очень актуальную в данной ситуации книгу «Грозный». Баку нашему все равно кирдык, поэтому машину бросили. Поднялись наверх. Сидим, ждем вертолета. Тут такой ветер, что

Такой вот текст. Без начала, потому что это, очевидно, второй листок письма. И без окончания. То ли ветер вырвал листок из рук бойца, то ли началась очередная стрельба.

Далее в течение всей следующей недели ничего больше на «Морскую птицу» не поступало. Капитан сделал вывод: всё. Надо работать с этими пятью документами. В прошлом такое уже бывало — приплывали, прилетали, поднимались из-под воды и сваливались с неба чьи-то письма, записки, страницы из дневников и прочее подобное, сразу несколько штук за короткий промежуток времени. И Джон Дарем давно уже знал: это не просто так. В этой корреспонденции содержится какое-то сообщение специально для «Морской птицы». И его требуется расшифровать.

Стандартных рецептов расшифровки таких ребусов, увы, не было, но определенный опыт имелся. Прежде всего, следовало перевести все полученные послания на какой-то один язык. В данном случае долго думать не приходилось: первое письмо было написано на идиш, вторая записка — на английском, а все три последних послания — на русском. Кстати, от российских берегов «Морскую птицу» в те дни отделяли всего лишь три моря: Эгейское, Мраморное и Черное. Итак, первые два документа перевели на русский. Ну а потом капитан уединился в каюте и долго колдовал над картами, рунами, рыбьими костями, навигационными приборами и черт его знает, над чем еще. И, наконец, кажется, что-то нащупал.

— Сэм!

— Слушаю, сэр.

— Пригласи ко мне Павла. Или Ольгу. Лучше — обоих.

— Обоих нет на борту, сэр! Отбыли утром на катере, вернутся в воскресенье, когда мы зайдем в Афины.

— Черт, а кто тут еще может читать по-русски?

— Кок, сэр, — вспомнил матрос.

— Отлично! Давай его сюда!

— Здравствуйте, Джон. Звали?

— Добрый день, добрый день! Звал. Тут такое дело. Я насчет этих писем… Вроде как, получается, что надо прочесть пятидесятое слово в каждом из писем, в порядке их поступления. Но я-то по-русски не читаю… Зато, считать умею. Пятидесятые слова отсчитал и подчеркнул. Ну а вас прошу прочесть. Вот в этом порядке, как они лежат.

— Спросите… кока… про… французскую… книгу, — прочитал кок.

В 1986-м году Артем был студентом Московского Энергетического института. Учился, подобно большинству своих товарищей, сам не зная, зачем. Впрочем, на такие темы никто и не задумывался. Все плыли по течению, стараясь, как говорится, расслабиться и получить удовольствие. Вопрос: «Зачем?» Артем задавал себе обычно раз в год — где-то в середине февраля. Позади осенний семестр с веселой жизнью в начале и нервотрепкой в конце, позади сессия с бессонными ночами, позади зимние студенческие каникулы, со всеми втекающими и вытекающими… И вот середина февраля. Сонное время. Второй семестр еще только начинается. Еще ничего не происходит. Тогда, в эти странные спокойные дни, в голову лезли пренеприятные мысли: «Зачем все это? Энергетический институт! Я — что, интересуюсь вопросами энергетики? Это даже не смешно»… Но, к счастью, проходил день, другой, события, приятные и неприятные, начинали закручиваться, и становилось уже не до бытовой философии.

В один из таких февральских дней Артем не пошел в институт. Подумаешь — три лекции! Можно и прогулять.

А под вечер ему позвонил Ренат, одногруппник, живший неподалеку.

— Привет. Ты чего в институте не был?

— Да так… Спать хотел.

— Ясно… Ну, давай, я к тебе зайду, дам лекции переписать.

— Гы! Смешно.

— Да ничего смешного. Знаешь, сколько народу сегодня отсутствовало?

— Сколько?

— Много. Лысый разозлился, сказал, кто в конце семестра конспект сегодняшней лекции по матану не предъявит, того он до экзамена не допустит.

— Ну, спасибо. Ты завтра сам-то будешь? Я завтра у тебя возьму.

— Да сегодня же время есть… Давай, я зайду, мне не трудно!

Голос у Рената был какой-то напряженный.

— Ну, заходи.

Что-то тут было не так.

Явился Ренат. Прошел в комнату.

— Ты французского, случайно, не знаешь?

— Случайно не знаю.

— Слушай… У меня к тебе просьба. Можно, я у тебя на какое-то время одну книгу оставлю?

— Что за книга?

— Вот эта. — Ренат достал из сумки и положил на стол книжку небольшого формата в мягкой обложке розового цвета, с названием «Rosier». — У меня тут такая жопа сегодня произошла… К кэгэбэшнику вызывали. Насчет дяди.

Про этого дядю Артем уже слышал, и не раз. Дядя Рената был совершенно экзотическим персонажем. Он служил в торговом флоте, большую часть времени находился в плавании и в каких только краях ни бывал. Два-три раза в году появлялся на несколько дней в Москве и снова исчезал. Но во время своих коротких визитов в столицу никогда не забывал навестить Рената. Ведь дядя был его единственным родственником. Когда Ренату было пятнадцать лет, его родители попали в аварию и погибли, и с тех пор он жил один.