Олег Демин - Тигров хватит на каждого

Вы ведь не забыли еще, каким выдалось прошедшее лето? Для меня жара в 31 градус всегда была сущим пеклом, порождением инферно. А тут две недели подряд +43 в тени. Выходишь на улицу — и тебя обволакивает горячим воздухом, таким плотным и вязким, что кажется, его можно пощупать пальцами. Асфальт, поролоном проминающийся под ногами. Печной жар от раскалённых стен зданий. Вечера, не приносящие с собой ни прохлады, ни ветерка. Распахнутое настежь окно в комнате. Влажная от пота подушка, скомкавшаяся от бесконечной бессонной ночи горячая липкая простыня. Беспрерывное жужжание вентилятора, перегоняющего тёплый воздух по комнате. Протяжное мяуканье страдающего от жары кота, Наталькиного любимца.

Поначалу можно было спасаться на работе, в кабинете. Кондиционер гнал холод, возвращал к жизни и вызывал острое желание остаться ночевать прямо под ним. Но потом и этот рай стал превращаться в миф: рабочие при установке не удосужились запрятать трубки кондиционера под изоляцию, а всё на улице было настолько раскалено, что из сопел агрегата вырывалась чуть прохладная волна воздуха.

Как я всё это выдерживал? Только одной силой воли. А вот Ксанка, моя бывшая, всегда твердила и твердит до сих пор, что я безвольное, бесхребетное создание, не умеющее добиваться своего и отступающего перед любыми трудностями. От того, мол, к 35 годам ни работы, ни должности у меня приличной нет, ни машины, ни денег, на которые можно было бы нормально жить.

Наверно, ей со стороны видней. Всё правильно: перед начальством себя держать не умею, вперёд никогда не рвусь, даже перед ней ни разу не смог кулаком постучать по столу. Я даже думаю, что знакомство на стороне, быстро переросшее в близкую связь, Ксанка специально отыскала, чтобы поглядеть на мою реакцию.

А чего она ожидала от меня? Что я поспешу к её преуспевающему торгашу морду ему бить? Или сниму со стены вожжи, намотаю косу её крашеные себе на руку и начну учить жену свою непутёвую уму разуму? Но всё, чего дождалась она от меня, так это моей картонной театральной реплики: «Ксан, я предательства не прощаю».

Глупости ляпать — это я умею, да.

Развёлся я, не стал тянуть, чего-то выяснять, разбирать, ждать. Вот наверно тогда Ксанка впервые удивилась моему поступку, удивилась тому, что не она сама, а я с ней развёлся.

Да ладно, чего уж про это говорить. Год с лишним прошёл. И Ксана от предпринимателя своего быстро отвернулась, в вольное плавание отправилась, и я особо не переживал расставание. А ведь любили когда-то друг друга. Во всяком случае, я так думал. Вот только Натальку жалко; выходит, она одна и страдает от произошедшего. Восемь лет — возраст немаленький.

В тот душный летний вечер пятницы должна была Наталька ко мне прийти и остаться на все выходные. Я арбуз здоровенный купил, сока томатного её любимого, взял билеты в кино назавтра. В зрительном зале сейчас благодать, там кондиционеры мощные работают. Про мультик этот она уже целую неделю мне по телефону тараторила.

Стоял я на кухне перед раковиной в одних плавках и, обливаясь потом, чистил картошку. Наталька от жареной картошки никогда не отказывалась. Сейчас придёт, сядем мы с ней за стол перед сковородой, будем уплетать аппетитно зажаренные кружочки, с чмоканьем кусать мясистые помидоры. А посреди стола будет возлежать на блюде арбуз-великан, дожидаясь минуты, когда с хрустом развалится он под ножом на две половинки.

Я проглотил слюну и стал умываться над раковиной холодной водой.

За открытыми створками окна прошелестело в листве пирамидального тополя и звучно шлёпнулось в палисадник. Опять соседи чего-то вышвырнули. Хорошо, если яблоко непонравившееся, а то ведь бывает, что и кулёк с мусором пролетит. Когда живёшь на первом этаже, вид рыбьей требухи, огуречных обрезков и всяческой другой дряни особенно неприятен под твоим окном. Я чертыхнулся, утёрся полотенцем, набросил его жгутом поверх плеч и опять принялся за картошку. Думал он Натальке, страшной жаре, о том, сколько еще можно протянуть в этом аду…

Позади меня кто-то присвистнул. Какой-то умник опять в палисадник забрался и заглядывал ко мне на кухню. Я обернулся. Нет, ничьей макушки и ничьих любопытных глаз я не увидел, но всё же кто-то побывал под моим окном и оставил на подоконнике детскую мягкую игрушку.

Китайские игрушки зачастую отличаются своим нелепым видом и полной неряшливостью в отделке. Но этот представитель плюшевых чебурашек был особенно выдающимся. Величиной побольше моего указательного пальца, с серой свалявшейся шёрсткой. Знаменитые на весь мир уши безвольно никли по бокам головки, словно завяли. Глаза настолько большие, что для носа и рта почти не оставалось места. Тонкие мохнатые ручки, длинные, похожие на паучьи лапки. Ступни, состоящие практически из одних пальцев. Позади ни к селу, ни к городу был приделан длинный тонкий хвост. Ко всему прочему на груди игрушки висело нечто громоздкое по сравнению с ней, под чем китайцы подразумевали фотоаппарат.

Я невольно засмеялся, но тоненький голосок резко оборвал меня:

— Чем смеяться, лучше трепещи, несчастный! Ибо пришло время тебе и племени твоему плакать.

Всю эту чепуху произнёс чебурашка. Губы его шевелились, престранные дельфиньи звуки вырывались из них, но в мозгу моём сложилась из звуков этих именно такая фраза. Я привалился к мойке, голова моя закружилась, в глазах запульсировали яркие пятна. Жара, наконец, сделала своё дело. Сейчас я бухнусь в обморок и Наталька моя, увидев папу, валяющегося на полу между мойкой и стиральной машинкой, здорово испугается. Я, кряхтя, развернулся, почти нырнул головой в мойку, уткнувшись носом в кучку картофельных очистков, и пустил себе на затылок струю воды из крана.

Прошло несколько секунд. Уже хорошо то, что не свалился. Я помотал головой, несколько раз шумно фыркнул, разбрызгивая воду во все стороны. Пятна в глазах исчезли, чувство кружения прошло. Я разогнулся, стянул с плеч полотенце и уткнулся в него лицом.

— Несчастный, открой свой жалкий разум для меня и повернись!

Значит, еще не всё кончилось. Я повернулся к подоконнику и осторожно выглянул из-за полотенца. Уродливый чебурашка лупился на меня своими безжизненными глазищами. Губы его, расположенные на подбородке, шевельнулись:

— Опусти руки, чтобы я их видел, несчастный!

Руки мои вытянулись по швам. Полотенце приятно захолодило правую голень. Вот так сходят с ума, сразу и неожиданно. А чебурашка продолжал негромко верещать, но мозг мой послушно складывал из этих писков внятные предложения:

— Ты жалкая живая белковая субстанция. Но твой примитивный мозг уразумел мои слова. Если ты хочешь быть умерщвленным сразу, скажи мне это!