Саша Камских - Институт экстремальных проблем

— А недостатки-то у него есть? Я теперь буду заниматься только тем, что выискивать у него тайные пороки.

— Кто же без недостатков? — усмехнулась Света. — Он очень обидчивый, но легко прощает обиды и не помнит зла, упрямый, но не до такой степени, чтобы уж совсем никого не слушать. Может сутки просидеть за компьютерной игрой, потому что в виртуальном мире он себя чувствует лучше, чем в реальном, тот мир он может подстроить под себя, туда он уходит от одиночества. Это тоже пройдет, когда он полюбит, а главное, когда его полюбят.

Новоселов все еще с сомнением покачал головой. Его мнение о Меньшикове стало меняться еще летом, когда в Каменском полевом лагере он, пожалуй, впервые увидел не приблатненного пацана, нередко вызывавшего раздражение своей пустой болтовней, а толкового парня, к мнению которого прислушивались даже специалисты. То, что сейчас рассказала ему Светлана, снова заставило его по-другому взглянуть на Сашку, но все-таки он никак не мог представить его в роли потенциального зятя. Когда она ушла, Новоселов долго разглядывал спящего, думал о Светиных словах, о ней самой, о Медведеве и поражался тому, как усердно люди создают порой о себе нелестное мнение, стараясь выглядеть хуже, чем они есть на самом деле.

Больше всего Петрович размышлял о той метаморфозе, которая произошла с Вадимом с момента появления в институте Светланы. Он знал его много лет и всегда ценил за легкий характер, доброту, умение общаться с людьми, находить с ними общий язык. Когда встал вопрос о новом командире группы, ни у ребят, ни у начальства не было сомнений, что им должен стать только Медведев, альтернативы не видел никто, хотя кадровик довольно резко высказался по поводу отношений Вадима с женским полом. Новоселов не мог понять, почему их командир так переменился, стал злым, раздражительным и говорил Светлане такие грубости, каких от него никто никогда не слышал. Петрович переживал за Свету, заступался за нее, одергивал Вадима и временами жалел, что именно по его настоянию девушку взяли психологом в группу Медведева, у Марата, Артема или Артура таких проблем не возникло бы.

Уже после пожаров Светлана рассказала об их детских перепалках, и Новоселов изумился еще больше – он никогда бы не заподозрил Вадима в злопамятности. Петрович начал пристально приглядываться к командиру и заметил тоскливое выражение его глаз, когда тот смотрел на девушку. «Да он же влюбился! И ведет себя как первоклассник! Дергает понравившуюся девочку за косички, чтобы та обратила на него внимание! — Новоселов поразился тогда своему открытию и решил не вмешиваться. — Пусть сами друг с другом разбираются!»

«Разобрались, да поздновато, чуть не опоздали, — мрачно подумал Петрович, вспомнив об этом. — Оба старше моей Натальи, но не умнее. Вадим чуть на тот свет не отправился, Светланка все бросила, от него не отходит, а чем это кончится – неизвестно».

Светлана вернулась в блок интенсивной терапии и до самого утра, почти не отлучаясь, просидела с Вадимом. Похоже, он чувствовал ее присутствие даже сквозь сон, потому что временами на секунду открывал глаза, чуть улыбался, увидев в полумраке силуэт девушки, и спокойно засыпал вновь. В ее присутствии он чувствовал себя намного лучше.

Когда Светланы рядом не было, настроение у Медведева становилось хуже некуда. Он не хотел ни с кем разговаривать, соглашался поесть только после долгих уговоров и отказывался от еды после нескольких ложек. Даже Олег Худяков не мог вывести его из этого мрачно-раздраженного состояния и начал думать, что Светлана была права, испытывая опасения насчет психологического настроя Вадима.

Оксана все утро не оставляла Медведева в покое. Анализы, умывание и прочие процедуры, завтрак – все это вымотало его не столько физически, сколько морально. Римма была неприятна Вадиму, но она все делала молча, как робот, ограничиваясь за весь день десятком необходимых по работе слов. Оксана же просто не умолкала, каждое свое действие она сопровождала подробнейшими комментариями, иногда весьма интимного характера.

— Я в свое время думала, что ты более волосатым будешь, — сообщила она однажды Медведеву, обтирая того влажным полотенцем, — а у тебя кожа осталась гладкая, чистая, почти как у мальчика. Мне почему-то кажется, что Светочке такой хлопчик должен нравиться больше, чем косматый мужик.

— Тебе делать больше нечего, кроме того, как меня разглядывать? — рассердился Вадим и с подозрением и затаенным страхом спросил: — Обсуждаешь со Светланой, каким я был и каким стал?

— Да неужели ты думаешь, что я буду что-нибудь о нас с тобой Светочке рассказывать? — рассмеялась Оксана. — Зачем ей это знать? Я только с тобой могу маленько поболтать, хочется иногда вспомнить что-нибудь хорошее, ты уж не сердись.

— Отвяжись, я уже устал от тебя. Иди к другим больным, — кое-как Медведев прогнал ее.

— Давай-ка я тебя побрею. — Не прошло и получаса, как Оксана пришла с новым предложением. — Женский праздник на носу, а такой видный мужчина зарос до безобразия.

— Не приставай ко мне, — огрызнулся на нее Вадим. — Я бороду решил отпустить, от мужчины только это во мне и осталось.

— А Света что по поводу бороды думает? С ней советовался?

— Какое тебе дело?! — Медведев еле удержался от того, чтобы не обругать ее. — Пристрой мне за ухо гарнитуру, дай телефон и оставь в покое.

В новостях, как всегда, не было ничего хорошего: упал очередной вертолет – есть жертвы, произошел пожар – опять жертвы, взорвался газопровод – жертвы, две банды делили сферы влияния, устроили стрельбу на рынке – жертвы, в Китае произошло сильное землетрясение – тысячи жертв. Казалось, весь мир катится в пропасть, настают последние времена, но после таких трагических известий диктор бодро переходил к спорту и погоде, а затем начиналась бесконечная реклама, обещавшая исцеление от всех болезней чудодейственными приборами и препаратами, отдых в райских уголках земного шара, услуги магов и колдуний, банков, страховых компаний и всего прочего. Слушать такую смесь было невыносимо, и Вадим удивлялся, как раньше не обращал на это внимания.

Перебрав с десяток радиостанций, он нашел в списке одну, передававшую классическую музыку и литературные чтения, новости на ней были только о культурных событиях. Но даже это не могло успокоить Медведева, потому что через короткое время он начал корить себя за страусиное поведение: «Спрятал голову в песок. Ничего не вижу, не слышу, не знаю. Но все в мире существует независимо от моих желаний знать или не знать что-либо. Моцарт, конечно, прекрасен, но нельзя его музыкой отгораживаться от реальности, хотя очень хочется именно этого. А что я могу сделать?» Сознание собственной беспомощности терзало Вадима. Ему пришла в голову мысль, что теперь он проживает жизнь, отпущенную вовсе не ему, а кому-то другому, кто погиб, потому что он не оказался поблизости и не спас того человека. По нечаянным обмолвкам врачей Медведев уже догадался, что, если бы Света не очутилась вовремя рядом с ним, его не было бы в живых. «Стоило ли спасать именно меня? У Мишки двое детей осталось, как их без отца растить? Сколько еще детей осиротело? Сколько погибло? А я жив, я, который никому не нужен, а как инвалид – тем более. Светлана очень быстро во мне разочаруется, и вся любовь пройдет. Да и есть ли она? Может, это только слова, чтобы меня утешить…» – Вадиму хотелось верить, что это не так, он вспоминал лучившийся добротой и любовью взгляд, от которого становилось одновременно и сладко, и горько.