Саша Камских - Институт экстремальных проблем

— Да-а, оплеуху Светочка тебе правильно отвесила! Мало еще досталось, я сейчас от себя добавлю, у меня-то рука потяжелее будет, — не шутя, пообещала Оксана, ее черные глаза гневно заблестели. — За каждую Светочкину слезинку тебе десяток пощечин дать нужно.

— Она плакала? — в глазах Медведева появилась боль.

— А ты этого даже и не заметил… Конечно, где уж тебе! Ты такой же эгоист, как все мужики, только о себе и думаешь, упиваешься своим благородством – не хочу портить ей жизнь, уйду, умру, пусть забудет меня. Не знаешь ты ее совсем! Светочка всю жизнь тебя помнить и любить будет, даже если, не дай бог, все пойдет по твоему сценарию, даже если она выйдет потом замуж за кого-нибудь. Счастлива она не будет никогда. Ты ее не любишь и никогда не любил, если так про нее можешь говорить.

— Люблю, — слабым вздохом донеслось до Оксаны.

— Тогда должен все возможное и невозможное сделать, чтобы не плакала твоя любимая, иначе грош цена всем твоим словам!

Оксана еще долго что-то говорила, то отчитывала, то уговаривала его, но Медведев, лежа с закрытыми глазами, уже почти не слушал медсестру. Он отчасти был согласен с ее словами, но будущее пугало его. Жизнь сломалась четко на две равные части – до и после. Страшный вопрос терзал его мозг: «Была бы сейчас возможность выбрать, что предпочел – прежнюю жизнь, но без Светланы, или жизнь рядом с ней, но жизнь калеки?» Нет, он не хотел прежней жизни, по сути, пустой, с «бегом от себя», с попытками заполнить ее риском, алкоголем, сексом, другим подобным допингом, но и не знал, как существовать после того, что с ним случилось. Перспектива полной зависимости от другого человека, пусть даже от любимого и любящего, вызывала ужас. Вадим всегда гордился своей свободой и опасался эмоциональной близости с другими людьми, особенно с женщинами; ему казалось, что он перестанет быть собой, подпустив кого-либо близко к себе, что такого рода слияние двоих в единое целое грозит потерей своего «я» в другом человеке. Это было своеобразной клаустрофобией – по-своему страшно, когда другой человек закрывает весь мир. Медведев подумал о Сергее Томском: тот не испытывал никаких сомнений, ничего не испугался, когда влюбился в Ирину, а с радостью сделал ее центром своего мироздания и был счастлив от этого. Наверное, так и нужно – идти навстречу своей судьбе, ничего не боясь и не раздумывая о том, правильно ли ты поступаешь.

Светлана… Неужели он до сих пор сомневается, боится непонятно чего? Как же поздно пришло понимание того, что Света – его судьба, его вселенная! Сколько лет они были совсем рядом, но ничего не знали друг о друге, ни разу даже не встретились случайно на улице! Сколько времени потеряно! Вадим застонал от отчаяния.

— Что с тобой? Тебе плохо? — на лоб легла легкая прохладная рука.

— Света, прости, — в горле стоял ком.

— Зачем ты так сделал? — очень тихо спросила Светлана. — Ты же поправишься, все будет в порядке. Не веришь мне? Не скоро все заживет, не буду тебя обманывать, не один месяц в клинике провести придется. И боли много еще будет, и разных неприятных процедур, но ты все сможешь вытерпеть, ты же сильный. А я буду с тобой, даже не пытайся меня прогнать, я никуда не уйду.

— Ты так говоришь, чтобы меня успокоить… Не бойся, развяжи меня, больше я ничего с собой не сделаю, — Вадим говорил с большим трудом. — Обещаю тебе… Но не обольщайся насчет меня – я трус, еще на одну попытку я просто не решусь, для этого нужна смелость.

— Смелость нужна для того, чтобы жить, несмотря ни на что. Трусость – уйти, сбежать, хотя бы и таким образом. Я не позволю тебе этого сделать, — голубые глаза туманились слезами, когда Света отвязывала бинт.

— Не плачь, не нужно… — чуть слышно сказал Вадим. Как же хотелось ему обнять Светлану, поцелуями осушить ее слезы, но он не мог даже пошевелить освобожденной рукой – не было сил.

— Я не смогу без тебя, я всегда буду с тобой. В горе и в радости, в болезни и в здравии… — Света тихо шептала эти слова как молитву, — пока смерть не разлучит нас. А я не дам ей этого сделать, я уйду вслед за тобой… — она всхлипнула и, не в силах больше сдерживаться, почти выбежала из бокса.

Медведев непроизвольно рванулся за ней и потерял сознание.

Вадим сдержал слово, он больше не пытался что-либо с собой сделать. На это не было сил, но не было и желания жить. Он лежал, неподвижно глядя в потолок, равнодушно позволял проделывать с собой необходимые процедуры, но отказывался есть и все время молчал. Только Светлана, да и то после многих попыток, могла накормить его и добиться еле слышных односложных ответов: «Нет. Не нужно. Не хочу. Не болит».

Боль на самом деле была. Она зародилась огненной точкой где-то в верхней части живота и с каждым часом становилась все сильнее и распространялась все дальше. Вадим прислушивался к ней с чувством странного удовлетворения, догадываясь, что она несет в себе угрозу для жизни, и почти радовался этому. Теперь для него стало первейшей задачей скрыть изменения в своем состоянии, он не хотел, чтобы кто-то понял, что происходит что-то неладное, чтобы с ним снова начали что-нибудь делать, желая спасти его. Самым главным было, чтобы Светлана, которая находилась около него почти все время, ни о чем не догадалась. Медведев мысленно представил вокруг себя кокон, который изолировал бы его от любого Светиного вмешательства, он терпеливо переносил боль, не выдавая своих мучений ни взглядом, ни вздохом, и ждал того момента, когда перестанет ее чувствовать. Он ждал смерти как одномоментного радикального решения всех проблем.

Единственное, с чем он не мог справиться, так это с нараставшей температурой. Она медленно, но неуклонно повышалась; на все вопросы Вадим, пока мог, отвечал так же коротко, тихо, но твердо: «Ничего не болит. Все в порядке». Были взяты всевозможные анализы, по ним стало ясно только одно – где-то идет сильнейший воспалительный процесс. Олег подумал, что могло произойти обострение язвы, но гастроскопия, принесшая Вадиму дополнительные страдания, не подтвердила подозрений Худякова.

Рассудок уже мутился, но Медведев попытался даже улыбнуться, заметив встревоженные голубые глаза. «Все в порядке, Светочка», — прошептал Вадим, теряя сознание. Больше он не мог себя контролировать, и Светлана почувствовала, как на нее хлынул поток чудовищной боли.

— Олег! — Света еле удержалась на ногах, когда на нее почти физически обрушился этот удар. — Это перитонит!

Она не знала, откуда пришла эта догадка, но Олегу на миг вновь почудились над маской темные жесткие глаза Милицы Павловны.

— Как он мог это терпеть?! — Глаза снова стали голубыми, в них отразилось столько боли, что Худяков содрогнулся. — Где нашел силы не только терпеть, но и поставить такой блок, чтобы я ничего не смогла почувствовать?!