Елена Минкина-Тайчер - Принцесса Лягушка

— Сердце тоже проверим. Конечно. Все проверим. Я думаю, наиболее правильным будет направить вашу жену срочно в больницу. Я сама позвоню в приемное отделение и поговорю.

— Вам виднее, конечно. Хотя мы не любим больницы, там так утомительно. Может, просто сделать кардиограмму? Или назначить мочегонные? При сердечной недостаточности ведь помогают мочегонные?

Я поспешно заполняю направление, подчеркиваю двумя чертами диагноз: «Объемный процесс в кишечнике, подозрение на внутреннее кровотечение».

— Поезжайте, пожалуйста, прямо сейчас. Я вас очень прошу. Кстати, и расскажете дежурному врачу об интернете и ваших преположениях.

Ничего, в приемном отделении много врачей, пусть слушают, не все же мне одной отдуваться!

Как медленно тянется сегодня рабочий день. Или это вирус выматывает?

Я уже не помню, сколько прошло человек. Пневмония, обострение астмы, сразу несколько синуситов подряд, тяжелый остеопороз с переломом двух ребер. Не очень сложные случаи, но почти все лекарства устаревшие, в неудобной упаковке, с массой побочных эффектов. Ту же астму давно научились убирать на аутоимунном уровне.

Нечего ворчать, один аспирант три года пробыл в начале 20‑го века, — вовсе без антибиотиков, инсулина и банальных прививок. Так что, нужно не огорчаться, а радоваться, что у меня больные не умирают от скарлатины!

Очередной пациант был мне совсем не знаком. Красивый седой человек среднего роста с темными усталыми глазами и резким американским акцентом. Может быть, я просто не запомнила?

— Нет- нет, доктор, я действительно впервые. Я вообще недавно приехал в страну. Вот оформил страховку и сразу к вам! Мой приятель очень вас рекомендовал, говорит, другого такого диагноста нет во всем мире! Хотя диагнозы у меня уже все проставлены, к сожалению. Вот, здесь выписки и результаты обследований. Когда становишься стар и болен, понимаешь, что для тебя нет никого важнее лечащего врача.

На самом деле он был не слишком стар, моложе моих родителей. Просто, в наше время легче сохранять молодость — нет седых волос, прекрасная коррекция морщин, восстановители суставных хрящей.

Особых болезней тоже не просматривалось, — позвоночник, умеренные спайки после давно перенесенного плеврита, мелкая язва желудка. Но на столе лежала толстая пачка (опять на бумаге!!) заключений и выписок. Хорошо, что я много лет занималась историей медицины, иначе бы никогда не разобралась.

— Вы давно принимаете все эти препараты? Вот, например, сразу три лекарства против нарушений ритма? И не чувствуете усталости?

Честно говоря, я не видела никаких проблем с сердцем кроме немного утолщенной перегородки. Наверное, возникла однажды временная аритмия, а добросовестные врачи решили лечить навсегда. Я уже не раз сталкивалась с подобными случаями. Особенно, среди послушных и интеллигентных больных.

— Да, — как будто услышав мои мысли, виновато улыбнулся пациент. — Я послушный больной. К тому же моя жена… видите ли, она очень деятельная и знающая женщина. Короче, я не решался сам отменить что–либо из лекарств, хотя мне уже давно кажется, что их слишком много.

— Возможно, вам стоило прийти вместе? — начинаю я не очень уверенно. Мне совсем не хочется видеть его деятельную и знающую жену, особенно сегодня.

— Нет–нет! Я приехал один. На год. Пригласили читать курс лекций. Мне показалось интересным в моем возрасте вдруг поменять атмосферу, пожить в другой действительности.

Забавно! Мне в моем возрасте тоже так показалось.

— Доктор, если вы считаете, что нужно изменить лечение — я в вашем распоряжении. Новая жизнь, так новая жизнь!

Он был, действительно, очень мил, этот дядечка. Даже не попросил анализов. Но я все равно назначила — и мониторинг, и пробу с нагрузкой, и проверку липидов. Нельзя быть самой умной и полагаться только на ощущения и биополе. Особенно, когда речь идет о нарушениях ритма.

Я еще раз посмотрела данные: Элиэзер Рабинович, 56 лет, профессор, двое детей, не курит, нет аллергии на лекарства, адрес, дата регистрации…

Вот забавное имя! Можно язык сломать. У нас бы давно сократили. Родители задолго до моего рождения придумали имя Тин в память о маминой бабушке, Кристине Лутс, первом профессоре медицины в нашей семье. Тин Кроун — Лутс звучало коротко и внушительно, и одинаково подходило мальчику и девочке. Почему же иногда мне кажется, что я случайно заняла чье–то имя?

— Доктор, здравствуйте! Мне сказали, что вы говорите по–русски?

Какая смешная девчонка! Вся в золотистых веснушках, курносый нос, волосы заплетены в бесконечные тоненькие косички, как у эфиопских женщин. Только косички совсем светлые.

— Да, я говорю, хотя и делаю ошибки. Но мы поймем друг друга, не волнуйтесь.

— Ой, спасибо! Вообще–то я давно в стране, пять лет, но медицинские термины совсем не знаю. У нас в интернате врач был русскоговорящий, и в армии тоже. А мне дали анкету в регистратуре и велят срочно заполнить. Тут такие слова ужасные! Я только начало поняла, вот — Гуревич Евгения, 21 год, номер паспорта, дата репатриации — а дальше — ни бум–бум!

Я беру ручку (специально две недели тренировалась писать ручкой!) и проставляю галочки в нужных местах анкеты. Аллергия на лекарства… операции… наследственные болезни… постоянное лечение… У меня около двадцати больных с фамилией Гуревич, как бы опять не перепутать все имена.

— Как тебя дома зовут, Генья?

— Нет, Женька. Только у меня нету дома. Я после демобилизации жила у подружки. Но сейчас нашла прекрасную комнату, целую отдельную студию. Даже вход отдельный!

Я вдруг вспоминаю, что «мою» Аню тоже звали в детстве Гуревич. Вот бы иметь такую сестренку! Смешную ласковую болтушку. Можно вместе бегать по утрам, меняться майками и сумочками, смотреть жгучие любовные мелодрамы, смеяться и плакать…

Нет, этот вирус меня совсем уморил. Сестренка! Ханни Гур вполне могла иметь такую дочь, как Женька, даже постарше.

Я быстро заполняю второй лист, показываю, где расписаться. Все! За дверью выразительно гремит ведром наша уборщица. Рабочий день закончен.

Я медленно собираю сумку. Осталось только выключить компьютер (до самозаписи еще лет двадцать, наверное), спуститься на стоянку, сесть в раскаленную машину и ехать домой.

Как она сказала, эта девочка? — «Только у меня нету дома».

Чужое время, чужое жилье, чужое имя, чужие розы в саду.

В детстве я мечтала, что однажды откроется дверь, войдет прекрасная женщина с темной кожей и черными как у меня волосами и скажет: «А вот и моя девочка!» И обнимет меня крепко–крепко, и поведет за собой, и от ее рук будет пахнуть яблоками и корицей, как в моей любимой кондитерской. Даже не знаю, откуда взялась такая идея. Наверное, я слышала разговоры взрослых про беременности и роды в Центре Материнства, вот и придумала. Я почти верила, что меня выносила и родила настоящая мама, а потом по какой–то ошибке отдала приемным родителям. Однажды, уже в первом классе, я упросила родителей познакомить меня с моей Active Mother. Родители немного растерялись, но согласились, они всегда были очень демократичны.