Array Автор - Book

Иногда к нему приходил и сам Эурон. Мокроголовый просыпался от какого-то сна и видел, что над ним стоит брат с фонарем в руке. Однажды на борту «Молчаливой» тот повесил фонарь на брус и налил им обоим по чаше вина.

— Выпьем, брат, — сказал он.

Той ночью на Вороньем Глазе были рубаха из железных чешуек и плащ из кроваво-красного шелка. Нашлепка на глазу из красной кожи, губы синие.

— Почему я здесь? — прохрипел ему Эйрон Мокроголовый. Губы у него запеклись, голос осип. — Куда плывем?

— На юг. Воевать. Грабить. За драконами.

«Безумие».

— Мое место на островах.

— Твое место будет там, где я скажу. Я твой король.

— Чего ты от меня хочешь?

— А что у тебя есть такого, чего у меня раньше не было? — улыбнулся Эурон. — Я оставил острова старому Эрику Айронмейкеру, а верности ради отдал ему руку нашей милой Аши. Вот чего я тебе не позволю, так это проповедовать против моей власти — оттого и взял с собой.

— Отпусти меня. Так повелевает бог.

— Пей. Так повелевает король.

Вороний Глаз ухватил жреца за спутанные черные волосы, оттянул ему голову назад и приставил к губам винную чашу — но то, что текло Эйрону в глотку, не было вином. Это что-то было густыми и вязким, со вкусом, который, казалось, менялся с каждым глотком: то оно горькое, то кислое, то сладкое. Когда Эйрон попытался сплюнуть, брат прихватил его покрепче и влил в горло еще больше жидкости.

— Пей, жрец. Глотай. Вино колдунов слаще вашей морской воды, в нем больше истины, чем во всех богах на свете.

— Будь ты проклят, — сказал Мокроголовый, когда чаша опустела.

Жидкость стекала к него по подбородку и в длинную бороду.

— Кабы я оставлял себе каждый проклинавший меня язык — хватило бы языков на плащ.

Эйрон Мокроголовый отхаркнулся и плюнул. Плевок угодил брату в щеку и повис там — сине-черный, блестящий. Вороний Глаз смахнул его с лица указательным пальцем, а затем облизнул палец дочиста.

— Твой бог тебя простит за сегодняшнее. Какой-нибудь бог, по крайней мере.

А потом Мокроголовый спал, обвиснув на цепях, и слышался ему скрип ржавых петель.

— Урри, — вскрикнул он.

«Нет здесь ни петель, ни двери, ни Урри». Брат его Урригон давно мертв — нет, вот же он, стоит рядом. Одна рука почернела и распухла, кишит червями, но это все еще Урри. Все еще мальчик, не старше, чем в день смерти.

— Знаешь, что ждет тебя на дне морском, брат?

— Утонувший Бог, — сказал Мокроголовый, — в подводных чертогах.

Урри покачал головой.

— Черви. Тебя ждут черви, Эйрон.

Он засмеялся, и кожа поползла с лица, и жрец увидел, что это не Урри улыбается ему, а глаз Эурона — второй, спрятанный. Вот он, открыл всему миру глаз, налитый кровью, темный и страшный; весь в чешуе с головы до пят, черной, как оникс; восседает на груде обугленных черепов, у ног пляшут карлики, а позади горит лес.

— Кровавая звезда возвещает конец всему, — объявил он Эйрону Мокроголовому. — Наступают последние дни, когда мир будет сокрушен и переделан, и из могил и гробниц родится новый бог.

Затем Эурон поднял большой рог к губам и подул, и драконы, кракены и сфинксы пришли на его зов и склонялись перед ним.

— Склонись передо мной, брат, — велел Вороний Глаз. — Я твой король. Я твой бог. Склонись передо мной, и я подниму тебя и сделаю своим жрецом.

— Никогда. Ни один безбожник не может сидеть на Морском Троне.

— Да зачем мне этот черный булыжник? Приглядись снова, брат, смотри, на чем я сижу.

Эйрон Мокроголовый присмотрелся: груды черепов не стало. Теперь под Вороньим Глазом был металл. Огромное высокое сиденье из бритвенно острых шипов, лезвий, сломанных мечей, со всех капала кровь.

На самые длинные были наколоты трупы богов. Там была Дева, и Отец, и Мать, и Воин, и Старица, и Кузнец, и даже Неведомый. Они висели бок о бок со всевозможными странными, чужими богами: Великим Пастырем и Черным Козлом, трехглавым Триосом и бледным отроком Баккалоном, Владыкой Света и богом бабочек Наата, и среди них — Утонувший Бог, весь распухший, зеленый, наполовину объеденный крабами, гниющий вместе со всеми остальными, и морская вода капала у него с волос.

Потом Эурон Вороний Глаз снова рассмеялся, и жрец с криком проснулся в утробе «Молчаливой», чувствуя, как моча бежит у него по ноге. «Это был всего лишь сон, видение, порожденное гнусным черным вином».

Вече, где выбирали короля, было последним, что Мокроголовый помнил ясно. Когда капитаны подняли Эурона на плечи, чтобы провозгласить своим королем, жрец ускользнул от них, чтобы найти другого своего брата — Виктариона.

— Кощунства Эурона навлекут на нас всех гнев Утонувшего Бога, — предупреждал он.

Виктарион уперся: мол, это бог возвысил их брата, пусть бог его и низложит.

«Он действовать не будет, — понял жрец. — Действовать должен я».

Вече выбрало Вороньего Глаза королем, но вече состоит из людей, а люди слабы и глупы, падки на золото и ложь. «Я призвал их сюда, к Костям Нагги, в чертог Серого Короля, я собрал их всех вместе, чтобы выбрать короляправедника, но в своем пьяном безумии они согрешили». Теперь он должен уничтожить то, что породил.

— Капитаны и короли провозгласили Эурона королем, но простой народ его свергнет, — пообещал он Виктариону. — Я пойду на Большой Вик, на Харлоу, на Оркмонт, на сам Пайк. В каждом городе и деревне будут услышаны мои слова. Ни один безбожник не может сидеть на Морском Троне.

Расставшись с братом, он искал утешения в море. Несколько старых утопленников захотели следовать за ним, но Эйрон несколькими резкими словами отправил их восвояси. Ему не нужно было ничье общество, кроме бога. На берегу, где на каменистом песке лежали вытащенные на сушу ладьи, он увидел, как черные соленые волны бушуют в белой пене и как разбиваются о щербатую скалу, наполовину погребенную в песке. Вода оказалась ледяной, когда он спустился в море, но Эйрон не вздрогнул от ласк своего бога. Волны накатывались ему на грудь одна за другой, заставляли шататься его, но он шел глубже и глубже, пока водяные стены не начали биться ему о макушку. Вкус соли на губах был слаще любого вина. Он уходил в море, а с берега к нему докатывался дальний гул победных песнопений. Он слышал слабый скрип ладей, оседающих на пляже. Он слышал вой ветра в снастях, грохот волн, барабанный бой богов, призывающих его на битву.

И тогда Утонувший Бог вновь воззвал к нему из морской пучины:

— Эйрон, мой добрый, верный раб, скажи всем железнорожденным, что Вороний Глаз не настоящий король. Морской Трон по праву должен занять…

должен занять… должен занять…

«Не Виктарион». Виктарион предложил себя капитанам, и они отвергли его.

«Не Аша». В глубине души Эйрон всегда любил ее больше всех других детей брата Бейлона. Утонувший Бог благословил ее душой воина и проклял женским естеством. Никогда женщины не правили Железными островами.