Брин Бланкиншип - Безграничная душа. Подлинные воспоминания о прошлых, настоящих и будущих жизнях [калибрятина]

Глава 2

Ограничения, мешающие понять свободу

Во время нашей предварительной беседы Валери рассказала о проблемах со здоровьем, из-за которых была вынуждена уйти с работы несколько лет назад. Вдобавок ее начальник, с которым она не смогла найти общий язык, сделал ее работу невыносимой. Валери хотела пройти духовную регрессию, чтобы по-новому взглянуть на свою ситуацию.

* * *

Когда мы начали сессию, Валери вернулась в детские воспоминания, во времена, когда она и ее сестры играли в детском манеже. Девочки в пижамах прыгали, лазали и смеялись в гостиной. Затем, следуя за историей своей души, она вернулась еще дальше во времени – в прошлую жизнь, в 1852 год. Валери рассказала, что она была одета в расписное шелковое кимоно с ярким красным, черным и зеленым орнаментом на белом фоне, а на ногах у нее были черные шелковые туфли, похожие на сандалии. Ее лицо было выбелено, а глаза и губы – густо накрашены, черные волосы – подняты, зачесаны назад в три пучка и скреплены многочисленными гребнями и палочками. Церемониальное облачение гейши.

Ей было семнадцать, и вся жизнь до этого момента была посвящена обучению, чтобы после она стала уважаемой гейшей. Будучи майко, молодой ученицей, она жила в доме гейш, которым владел ее хозяин, Чин-Юн. Он часто говорил девочкам, какая это великая честь – изучать традицию гейш, которые известны своей услужливостью, танцами и игрой на музыкальных инструментах. И часто напоминал им, что далеко не каждая девушка, изучающая это искусство, в дальнейшем станет гейшей. И она покорно проходила обучение, не задавая вопросов и надеясь, что однажды она тоже станет особенной. Лучше всего ей давалась чайная церемония.

В четырнадцать лет ее мечта исполнилась: вместе с несколькими другими девушками она стала гейшей. Именно тогда она узнала, что в ее обязанности входит предоставление сексуальных услуг богатым гостям, которых выбирал лично Чин-Юн. В глубине души ей хотелось взбунтоваться против этого, но годы обучения наложили на нее свой отпечаток, и она решила, что ничего не сможет сделать. Она подумывала предупредить других девушек, которые теперь были к ней приставлены, но и в этом тоже не видела смысла. Ей некуда было пойти; единственная жизнь, которую она знала, была здесь. Она поняла, что была слишком наивной, – зачарованная внешней красотой этих женщин, плавностью их движений и блеском их нарядов, она никогда не задумывалась о том, что скрывается за фасадом. Великолепная одежда, прическа и макияж привлекали к ней внимание мужчин. Никогда прежде она не задумывалась и о том, каково это – дарить удовольствие мужчинам, пока ее насильно не заставили это делать.

Всего за несколько месяцев до семнадцатилетия Чин-Юн взял ее и трех других девушек из дома гейш на борт корабля. О том, куда они плывут, им практически ничего не было известно. Корабль провонял рыбой, а потные моряки пялились на них и распускали руки. Девушкам было строго велено ни с кем не разговаривать, даже между собой, и, конечно же, они послушно следовали указаниям.

Они проделали долгий путь и прибыли в другую страну, полную незнакомцев с непонятным языком и непонятными обычаями. Они были в Америке. Мужчины здесь носили черные брюки с пиджаками, а под пиджаками – жилеты с карманными часами на цепочке. Чин-Юн быстро перенял этот стиль и начал носить шляпу с круглыми полями, чтобы выглядеть как богатые американские банкиры или другие зажиточные бизнесмены. Он планировал продвигать свой товар – девушек.

Девушкам выделили комнаты, отделанные богатыми тканями в традиционном японском стиле. Комнаты эти были расположены над салуном в самом центре Сан-Франциско. Салун часто посещали богатые местные бизнесмены. Чин-Юн по-прежнему запрещал девушкам говорить друг с другом – так он хотел их контролировать, чтобы они не пытались сбежать. Они были заперты в своих комнатах, а если и выходили, то только поодиночке. Им приносили еду и приводили мужчин. Им также давали травы, чтобы делать снадобья и содержать себя в чистоте между обслуживанием клиентов. Наиболее богатые мужчины оставались с девушками на весь вечер, а иногда за ночь бывало по несколько клиентов. Ло Мин (Валери) считала, что ей повезло, – благодаря ее внешности и поведению к ней в основном приходили зажиточные клиенты, которые могли остаться надолго. Это было меньшее из двух зол.

Хозяин так часто называл ее «шалавой» и «шлюхой», что она забыла свое настоящее имя. Один из ее постоянных посетителей смешал китайский и японский и стал называть ее Ло Мин, а она стала отзываться на это имя. Какая жалкая жизнь. Она чувствовала себя преданной: она считала гейш особенными, а теперь поняла, что здесь «гейша» означало всего лишь элитную проститутку. Весь день она была заперта в своей комнате и считала удачными дни, когда ей давали обед и наполняли таз с водой, чтобы она могла помыться.

Хотя ее окно и выходило на улицу, она никогда не пыталась позвать на помощь или сбежать – это было неприемлемо. Даже если бы она попыталась, никто здесь не понимал ее язык, а она не понимала их.

Множество раз хозяин срывал на ней свой гнев – он хватал ее за горло или грубо тряс ее хрупкое тело. Иногда, всего на мгновение, ей в голову закрадывалась мысль, что нужно сопротивляться, – но потом она вспоминала, чему ее учили и что она – никто. Даже если бы ей удалось уйти, у нее не было ничего, кроме ее кимоно. Ни денег, ни места, куда она могла бы пойти.

Именно тогда проявилось духовное узнавание, и Валери поняла, что ее бывший хозяин Чин-Юн в нынешней жизни был ее склочным начальником, который пытался ею манипулировать и склонял к неэтичным поступкам. Когда Валери отказалась, он не на шутку разозлился. Валери была напугана и не чувствовала в себе сил сражаться, потому что это означало пойти против своего работодателя. Именно в это напряженное время ее здоровье начало ухудшаться, и она решила, что может защитить себя лишь одним способом, который не был доступен Ло Мин, – уйти с этой работы.

Ло Мин проводила свои долгие, полные грусти дни, наблюдая за другими людьми, у которых была своя жизнь. Бедные и богатые, они ходили по улице под ее окном. Там бегали дети, а лошади тащили повозки к торговцу в доме напротив. Вечера она проводила, готовясь к приему клиентов – состоятельных людей, которые приходили к ней до раннего утра. И каждый следующий день был похож на предыдущий.

Время для Ло Мин текло медленно и казалось вечностью. Дни складывались в месяцы, а месяцы – в годы. Теперь, в свои двадцать, она была заперта в той же самой комнате, стены которой она видела все свои годы пребывания в Америке. Ее лихорадило, живот болел, и никто не приходил на помощь. Уже много дней никто к ней не заходил. Она догадалась, что все это время была беременна, а сейчас наступили роды. И что-то шло не так.