Кока Феникс - Пепойдека

- Circulem et panem*, - кряхтя и вставая с кресла, пропел Метр Ритмович.

- А что это такое? - скакнул осмелевший Силен Бараныч.

- Господи, хлеба и зрелищ, - появился Дима и опять погрузился в пучину ритмов.

- Всe как во времена Горация! Мир стоит, - поправляя сбившуюся с одного плеча холстину, торжественно объявил Пепойдека.

Прахманн улыбнулся. Попрощались и условились о месте сбора. Выбрали остров Гостей.

До этого вечера мешали только менты с их дурацкими подозрениями. Впрочем, Метр Ритмович уже понял, что ему ничего не возвратят, даже если и найдут. Эту гнусную породу людей он чувствовал на нюх и нeсся всякий раз прочь, когда случалось сталкиваться. Но сегодня...

Началось с утра. Он забыл ключ и вернулся. Наташка перекрестила его на дорожку и крикнула: "Ни пуха, ни пера!" "Что-нибудь одно", - подумал Пепойдека, но ничего не сказал. У дверей кубика он столкнулся с корейцем, и вдруг понял: "Служит!" С такими мыслями он поднялся в кабинет к следователю Коллонтаеву.

После нескольких приветственных фраз следователь сорвался с цепи и бросился на Пепойдеку:

- Ну, что, будем колоться, ты хер? - Да в чeм колоться? Было б в чeм, так... - Знаешь ты в чeм! Вон, какой конь вымахал, а прикидываешься. Метр Ритмович вскипел и выкрикнул: - Я никому не позволю... Ты на себя посмотри - на кого ты похож! Следователь не удивился: - А чего мне на себя смотреть?

Я и так вижу.Это ты на меня смотри. И, действительно, Метр Ритмович, не отрываясь, смотрел на него. Он даже охнул - перед ним склонился к столу черноволосый червяк и, извиваясь, выводил свой сигнатюр на пропуске.

- Идите, если понадобитесь - мы вас пригласим...

Метр Ритмович был так ошарашен, что забыл зачем он ходит к ним, а искал причин такого обращения. Они, конечно, были: попка, трость - но откуда им знать об этом?

В учениках он не сомневался, но для верности ничего не показывал, кроме "чeртовой куклы", как они с Наташей называли баллончик с паралитическим газом, привезeнный Метрашей оттуда. "Может, этот, как их Прахманн называет, "не-ариец, а чeрт знает кто" фискалит? Не иначе!"

Конечно, он понимал, что и трость и птица попали к нему, так сказать, через жопу, но ведь и его обнесли! А уже - австралиец или не австралиец: это не доказано. Да и Бог, так сказать, возместил убыток. Почему бы и нет! И, успокоив себя, не торопясь побрeл домой.

Ковыряясь с ключом возле двери, он вспомнил о газетах и решил спуститься в почту, чтобы немного развеяться. Для собственного развлечения он иногда позволял себе детскую забаву. Так и теперь... Но теперь, доехав до конца лестницы верхом на перилах, он угодил в чьи-то подставленные объятия.

Не успев испугаться,он оглянулся и тогда уже испугался. Его держал в объятиях кореец. Отвращение пронзило Метр Ритмовича, и он вспомнил Прахманна.

Кореец смеялся. Вдруг он подбросил Пепойдеку, Метр Ритмович описал дугу и ступил на землю, но сразу же удар по уху пошатнул его. Однако Метр Ритмович устоял, размахнулся было, но кореец кулаком в лоб опрокинул его. Пепойдека упал и отползал в угол, прикрывая почки и голову. Кожаный подступал. Метр Ритмович видел на его груди отливку в форме буквы "В", и два кулака, горящие зелeным светом "Фосфором натeр", - промелькнуло безнадeжно в голове. И вдруг рука нащупала спасение. "О мой Бог!" - закричал Пепойдека. Кореец опешил и отступил, но только Пепойдека начал приподниматься, бросился добивать. Однако, Метр Ритмович успел нажать головку баллончика. Газ ударил одержимому в лицо, и он начал оседать. Метр Ритмович нажал ещe раз - для верности и откинулся назад. Потом встал, отряхнулся, подошeл к парализованному, и, перевернув его беспомощное тело на спину, торжественно произнeс: "Варвар!"

Подбросил баллончик, поймал трясущимися ещe руками и, пошатываясь, побрeл вверх по лестнице.

Не в состоянии что-либо делать, он переоделся и просто лежал в своей холщовке на диване.

- Добрый день, - прогнусавил Лигурин. - Добрый день, - ответил Пепойдека и вдруг сообразил, что он один в квартире. - То есть, - сказал он, это... - и посмотрел на Пупу.

Птица чистила пeрышки. "Значит, он здесь бывает без меня, днeм, то есть... Кроме него никто так не здоровается... Да неужели? О Наташа!"

Он вдруг вспомнил все свои подозрения на пустом месте, и они воплотились. Стало совершенно ясно - любовники!

Метр Ритмович встал, ухватился рукою за грудь и пошeл к телефону. Он хотел с кем-нибудь говорить, сейчас же, много, о другом, чтоб отвлечься. Но с кем? Кому позвонить? Он снял трубку. Там раздался мужской приятный голос: "Метр Ритмович Пепойдека?" - "Да", - ответил удивлeнно он. - "Это вам звонят из... Тут такое дело..."

Звонили, конечно, оттуда. Ищут преступника, укравшего у иностранного гражданина какие-то диковинные вещи, а вы, судя по описанию потерпевшего, похожи. Так вот, не могли бы вы завтра явиться для опознания. Повестку нести уже поздно, а так и о вашем деле поговорим, и это заодно обделаем, чтоб он отвязался, этот сэр! А то, представьте, попугая у него украли по кличке Пуп, что оказывается, значит ни больше, ни меньше, как папа римский. Пепойдека не дослушал и положил трубку. Выдернул шнур, быстро оделся. "И всe в один день! Гордиев узел! Рубить, рубить!" - кинул в портфель бутылку мадеры, подумал - кинул ещe одну, и выбежал из дому, подхватив двумя пальцами клетку.

Чехол он давно продал из-за наклеек, и теперь попугая прикрывал кусок лидерина или дермантина, топорщившийся на каждом шве, - вообщем, обыкновенная картина, которая не вызывала ничьего внимания. С такой вещью можно было ходить целый день, и никто бы не заметил: есть у него в руках что или нет. Трость, обeрнутая в серую тряпочку, торчала из портфеля, но не мешала.

Метр Ритмович вскоре добрался до места и застал всех в сборе. Не глядя на Наташу и Лигурина, он слышал, как они ворковали. Гнев и обида разрывали его грудь. Он знал, что должен простить их, но не мог пересилить себя. Он хотел убить, и, причeм, обоих! Что он сделает, ему не было известно. Поэтому время для него шло совсем не так, как обычно. Из-за мыслей, судорожно скакавших в его голове, Метр Ритмович был охвачен пламенем, и в этом пламени сгорало время. Он готов был сказать, что времени уже нет, а есть только огонь, но кому говорить, да и говорить не хотелось. Между тем он вдруг понял, что, может быть, кроме Прахманна никому не нужен здесь. Тот всегда спорит с ним, бьeтся, хочет что-то доказать, а остальные просто плюют, отходят в сторонку и пожимают плечами. Так он сам заговорил о чeм-то с Прахманном, отвлeкся, и время восстановило свой ход. Он облегчeнно вздохнул и предложил располагаться. Поставил тумбу на землю, сел, достал пачку сигарет, но вдруг смял еe и бросил в речку.

Начали читать. То была первая речь против Катилины - образец доблести и мужества, чести поруганной и восстановленной.