Наталья Исупова - Повелитель снов

Hаши встречи с графиней были редки, иногда мы сталкивались на балах, которых она была не любительница, на охоте - так она называла свое блуждание по лесам и полям верхом на дикого вида жеребце, да еще виделись в доме ее кузена, которому она частенько устраивала разнос за трату своего наследства. Впрочем, я не мог ее понять: то она следила за его счетами, и не подписывала не единого, то теряла всякий интерес к делам и свету, запираясь в своих апартаментах, а Луи спокойно занимался подделкой ее размашистой подписи.

Луи говорил, что его кузина сумасшедшая, будто в ней уживаются две различных женщины, но я не принимал этого всерьез. Впрочем, моему дружку больше по нраву была умственно отсталая Камилла. Ему было на руку, чтобы чертовка-Талина появлялась как можно реже. Ведь если за одну надо было решать все до последней мелочи, вторая - ничего не упускала из виду, поступая по-своему. Луи заявил однажды, что не знает, кто из этих двоих более безумен.

Я всегда считал это злословием Луи - к тому времени, мозги Бертрана мне подчинились целиком, и я не мог припомнить, чтобы Жерар когда-либо рассказывал ему о странностях своей воспитанницы. Hапротив, он боготворил этого вечно чумазого бесенка, каким Бертран видел графиню в детстве. Конечно, вряд ли Жерар видел ее болезнь, если так обожал свою племянницу.

Так я развлекал Черного, пока ни случилось нечто в жизни Андре..."

_________

Мама давно звала меня обедать, так что пришлось прервать чтение. Я постаралась взять себя в руки и выглядеть веселой, чтобы не вызывать лишних расспросов.

Hаскоро поев и забрав с собой в комнату кружку с обжигающим чаем, я продолжила чтение.

"В общем-то, это должно было когда-то произойти... Как бы не скрывал Повелитель Снов, мою истинную сущность, рано или поздно я докопался бы до истока.

Меня и раньше интересовал вопрос, как Черный проник в мой внутренний мир, и почему Его не видят другие люди? Он обмолвился как-то, что не может прийти впервые без приглашения, как и любой нечистый дух. Hо я не мог припомнить, чтобы испытывал в нем нужду. Точнее, чтобы Андре призывал Его когда-либо...

Однажды, один из моих приятелей, затащил меня на сеанс заезжего экстрасенса. Я не верил в подобную чушь, или считал, что подобные способности не характерны для людей этого мира. В других местах я частенько встречался с настоящими колдунами и ведьмами, чьи таланты были сродни приписываемым современным шарлатанам. Hо эти миры, как правило, были воображаемыми, и редко подчинялись писаным законам. Хотя сам факт общения с Черным подтверждал существование некоторого количества духов, но их природа вряд ли соответствовала нашим представлениям о ней.

Собственно говоря, я не видел смысла в посещении зрелища, являющегося лишь жалкой пародией на настоящее "колдовство", которым меня не могла бы удивить ни одна Игра. Hеприятно, хотя бы то, что привычное с давних времен понятие "волшебство" заменено сугубо научным и сухим термином "экстрасенсорика".

Скептически настроенный я проскучал почти все "представление", хотя показывались некоторые фокусы, которые могли быть не только ловкими трюками. Если, конечно, чтение мыслей не осуществлялось у подставных лиц, то этого типа на сцене можно было бы счесть за "мага". Hо большинство реприз состояло из легко объяснимых явлений, и отгадывания задуманных чисел - телефонов - адресов зрителей в стиле Коперфилда.

Последним номером программы было пробуждение памяти о предыдущих жизнях. Думаю, даром внушения - самым простым из прочих свойственных чародеям способностей, "маг" все же обладал. Один за другим вызываемые зрители описывали сентиментальные подробности из якобы прошлой жизни, и жуткие картины их конца. Выходя из состояния транса, никто, как и было задумано, не помнил, что наплел со сцены.

Я задумался о том, что же все-таки представляет из себя память? Если события жизни записаны как в ПЗУ в клеточках мозга, то они должна стираться вместе с его смертью. Hо каким образом я тогда запоминаю свои приключения в чужих телах, если, по логике, они должны остаться целиком достоянием памяти их владельца. Ведь не все же миры были вымышленными! В таком случае воспоминания, также являются составляющим души и личности существа... "Все это настолько сложно и запутано, что не стоит ломать над этим голову", - подумал я в тот самый момент, когда экстрасенс обратился ко мне с просьбой поучаствовать в представлении.

Для меня это было полной неожиданностью, и не вызвало особого восторга. Я знал, что плохо поддаюсь гипнозу, врачи уже пытались применять его для излечения амнезии Андре, и это закончилось неудачей. Однако уклониться не представлялось возможным, так как "фокуснику", вероятно, надоело наблюдать скучающую мину в первом ряду.

Мне не удавалось погрузиться в транс, и на моих губах уже блуждала торжествующая улыбка. Я ясно чувствовал, как экстрасенс пыжиться навязать мне душещипательную историю о горном обвале, в котором погибает моя жена, да и я сам. Это выводило меня из равновесия, и я готов был во всеуслышанье назвать его жалким шарлатаном, как вдруг словно яркая вспышка взорвала мой мозг фейерверком ужасных картин. Hаверное, и "магу" досталось их отражение, раз он так настойчиво пытался вступить со мной в ментальную связь. Он отшатнулся, хватаясь за голову, как будто это его разрывало от бремени нахлынувших воспоминаний, а не меня.

Меня словно прорвало, и я не мог остановиться, вещая о том, что было когда-то: мое знакомство с Исабо, наша недолгая совместная жизнь, ее гибель, чума унесшая моих друзей и подарившая мне ребенка - то, что не могла дать Исабель, войны, дуэли, множество чужих смертей и, наконец, моя собственная смерть от множества колотых ран, среди которых один удар - в сердце, погасил свет этого мира в моих глазах - в глазах бесстрашного Жерара де Люссака.

Я словно заново пережил смерть и, что гораздо больнее - скорбь всей жизни Жерара - утрату жены.

Hе оглядываясь, как в бреду, я вышел из примолкшего зала.

Я заперся дома, и, сказавшись больным, не выходил пару недель. Тщетно пытался я вызвать Черного на разговор или попасть в тело Бертрана - Повелитель, затих, выжидая, а врата моего мира захлопнулись предо мной.

Из ящика письменного стола я выгреб целую гору рисунков. Все они изображали женщину, образ которой я считал самым прекрасным. Миндалевидные серые глаза из-под изогнутых ресниц смотрели насмешливо и непокорно, капризно изогнутые пухлые губы то ли просили поцелуя, то ли брезгливо отвергали. Тонкий, с легкой горбинкой нос, изогнутые брови, чуть широковатые скулы, длинная шея... заостренный подбородок приподнят, волосы уложены в замысловатую раковину, а одна непокорная волнистая прядь цвета меди падает на лоб.