И Кольченко - Пределы фантастики (Мысли читателя)

, напр.: Дунаев М. Роковая музыка. - "Наш Современник", 1988, № 1 и 2). Главное внимание в рок-фантастике (и писателя, и читателя) обращено на занимательность сюжета, в основном детективного, чтобы держать читателя в напряжении интригой, авантюрой или преступлением, придав детективу научно-техническими фокусами "современный" антураж. Люди в таких произведениях схематичны и своей чуждостью вечным человеческим страстям напоминают роботов, запрограммированных на выполнение определенной функции, а духовная жизнь какого-нибудь сталкера до неприличия убога и состоит из сомнений, растерянности, забвения чувства собственного достоинства и потери цели жизни. Я не привожу примеров - их достаточно много. Разочарование примитивностью некоторых научно-фантастических произведений тем более горько, что научная фантастика обладает исключительными возможностями в жизнедеятельной помощи многим современным людям в силу изначального смысла этого жанра. Выделение научной фантастики в качестве специфического рода художественной литературы было вызвано крепнущей верой образованного человека в достоверность знания того, что "может быть", и того, что "не может быть". Эта вера родилась от восхищения успехами естествознания и уверенности о всемогуществе разума, вооруженного дедуктивным методом, и часто бывала более фанатичной, чем вера ревнителей божественных энергий. Она и привела к отождествлению научной картины мира с миром сущего. В результате мир предстал перед человеком пусть с очень сложной, но конечной системой феноменов, значений и смыслов. А для их полного постижения, казалось, нужно было только приложить определенные усилия в рамках известной научной парадигмы. Все же, что не укладывалось в нарисованную таким образом картину мира, отвергалось, как не существующее, как не должное существовать. В результате в сознании, миро- и жизнепонимании некоторых людей произошла роковая по своим социокультурным последствиям подмена реальности, во всем бесконечном богатстве ее конкретности, научной картиной мира. Но наука, как метод познания, моделирует реальность с помощью абстракций всегда только с определенных, выбранных самим исследователем точек зрения. Поэтому наука вторична по отношению к действительности, по отношению к жизни. Например, камень может быть объектом изучения разных наук: для физики предметом изучения в камне будет или его движение как жесткой системы определенного объема и веса, или его электрические и механические свойства; для химии - химический состав камня; для геологии - его происхождение и свойства, как части земной коры; для минералогии строение его вещества и т. д. и т. п. И в каждом случае предмет изучения задается самим исследователем, который определяет, что и для чего он хочет узнать, какую модель конкретного объекта ему нужно получить. И таких моделей - научных описаний объекта может быть бесконечное множество, ограниченное только интересом человека и исходными научными посылками. Вот почему любое наукотворчество вторично и беднее жизнетворчества. Одновременно наука объективна по своей природе. После фиксации аксиоматических посылок научного метода все личное и субъективное, внесенное в познание, разрушает логическое здание науки. Иначе и быть не может, ибо цель науки - найти объективные взаимосвязи между явлениями, а жизнь есть динамическая, непрерывно становящаяся субъект-объектность в органическом взаимодействии субъекта и объекта. Поэтому для эффективного использования научного знания при решении вопросов жизни человек постоянно переоценивает и совершенствует научное знание по мере все более полного преобразования и познания мира. Если же человек начинает ограничивать свое представление о мире результатами научных исследований, то неизбежно заходит в тупик, так как начинает постоянно сталкиваться с неожиданностями и необъяснимостями. Эту опасность хорошо осознавал, например, основоположник космонавтики и талантливый писатель-фантаст К. Э. Циолковский. "Наука момента, - писал он, - не представляет ничего законченного, а потому и суждение о ней непрерывно совершенствуется. Необходима некоторая скромность, предполагающая еще целое море неизвестного. В противоположном случае мы впадаем в узость (фанатизм) и сама наука замрет, т. е. перестанет идти вперед, как это было порою в ее истории (Аристотель говорил, что на солнце нет пятен, значит, их и быть на нем не может). Плоды этой научной скромности: терпимость, внимательное исследование всех фактов, как бы ни были они невероятны, с точки зрения науки момента". Непонимание вторичной, хозяйственной природы науки, как инструмента познания реальности, и ограничение реальности только научной картиной мира из понятных в рамках принятой сегодня научной парадигмы объяснений и породило идею "чуда". Но "...что такое чудо? - спрашивал, например, тот же К. Э. Циолковский. - Что-нибудь совершенно неожиданное, нерассчитанное, противоречащее известным явлениям и законам. Но разве нам известны все законы, все существа! Необычное может быть естественным результатом действия этих неизвестных законов и недоступных нашим чувствам разумных или неразумных существ". До эпохи царства разума и науки, когда люди наивно верили, что все возможно "милостью и силою божией", реальность отождествлялась с действительностью. Сны, галлюцинации, видения, предчувствия, удивительные истории и многое другое, столь же не научное, но, тем не менее, очевидно, достоверное для самих переживших это событие, органично включалось и в жизнь, и в литературу. Исключение чуда и тайны из жизни сопровождалось возникновением новой концепции человека как существа, полностью программируемого знаниями. Конечно, знания полезного и вредного, красивого и безобразного, знания о законах природы и развития общества и сделали человека тем, что он есть сегодня. Но современное состояние человечества есть прежде всего результирующая множества страстей и энергий, обуревавших целые народы, вооруженные знаниями и сталкивавшиеся друг с другом в борьбе. Всю историю культуры можно рассматривать как некий "антиэнтропийный" процесс, когда вопреки царствующей в неживой природе тенденции к упрощению, ослаблению, уменьшению разнообразия и диссоциации, жизнь и человеческая воля стремятся увеличить сложность и разнообразие своих произведений, утверждают стремление к разнообразию, усложнению, созиданию, украшению и индивидуализации всех проявлений жизни и творчества. И не в последнюю очередь' это достигается ограничением, обузданием разрушительных импульсов человеческой натуры рамками законов и правил чести, нравственности, преданий, божественных законов и красоты.Читать дальше