Андрей Логванов - Ну !

Семинары проходили более весело и живо, так как на них студентам приходилось что-то отвечать. К семинарам никто никогда не готовился, потому что преподаватели, дабы не создавать трудности ни себе, ни студентам, раздавали на первом семинаре темы докладов, и каждый студент должен был один раз за семестр выступить со своим докладом или сообщением. Hо, несмотря на такой облегченный режим работы, студент, доклад которого назначен на сегодня, умудрялся забыть его подготовить, либо забывал дома текст доклада, либо вообще не являлся на семинар. В таких случаях преподаватели вызывали к доске отличников и ими затыкали образовавшуюся в учебной работе прореху. Отличникам быстро надоело отдуваться за всех разгильдяев, и они тоже переставали готовиться к семинарам и в наглую заявляли об этом преподавателям. Преподавателям приходилось самим что-то рассказывать, чтобы скоротать время, отпущенное на проведение семинара.

В самый разгар семинарского занятия дверь неожиданно открывалась, и на пороге появлялся вечный студент Вова Волков. Этот здоровенный флегматик боком протискивался в дверь, проходил в класс, не спрашивая разрешения, садился на первую парту, вытягивал свои длиннющие ноги, и под самым носом у преподавателя начинал читать еженедельник "Футбол-Хоккей". Тот невозмутимый вид, с которым он все это проделывал, никак не рифмовался с хамским по сути содержанием его поступка. Когда его начинали теребить, он искренне и добродушно возмущался, что ему мешают читать его любимую газету. За двадцать минут до конца пары Вова Волков вдруг так же неожиданно срывался с места, совал в портфель газету и выходил из класса без объяснения своих действий или хотя бы их приемлемой мотивации. К этому концерту студенты привыкли и всегда оживлялись. Им было интересно, как на этот раз поведет себя преподаватель в ответ на выходку Волкова. Вова Волков словно пробка застрял в Hэнском Университете и не перемещался ни туда, ни сюда. Его невозможно было исключить, и он никак не мог закончить Университет. Оба обстоятельства для всех оставались загадкой. Такой вечный студент есть в каждом уважающем себя ВУЗе.

Hо были и те, кому очень нравилось выступать на семинарах. К числу таких следует смело отнести Алика и Рому Ряхина. Они считали себя необделенными ораторским талантом и потому любили брать слово по поводу и без повода. С их поползновениями приходилось бороться Коле Прямилову. Если Сашка выгонял Алика из кровати, то Коля сгонял Алика с трибуны каждый раз, как тот начинал нести всякую ахинею, заимствованную из книжек тупоголовых марксологов.

- Я вот что хочу сказать. Да здравствует революция! Да хранит ее Бог! - только и успевал произнести Алик, как Коля уже отсылал его к третьему тому "Капитала", где любимый автор Алика Энгельс запутался - кем считать служащих, эксплуататорами или эксплуатируемыми. С Ряхиным справиться оказывалось труднее. Hа семинаре, посвященном положению рабов в Древнем Риме, Рома орлом взлетел на трибуну и начал рассказывать, как юноши и девушки работали на рудниках совершенно голыми, от чего происходили частые половые контакты, рождались дети, которые тут же и умирали в большом количестве, не успев заклеймить позором всю систему рабовладения. Рома Ряжих продолжал говорить бодро и весело, свалив все в одну кучу, пока не пересказал и половины Всемирной истории, утомился и не предложил сам перейти к вопросам. Тогда встал Коля.

- Я бы сказал так об этом выступлении - о чем не понятно, но бодрит.

- Мне нужно было показать диалектику развития, - оправдывался Рома, никак не ожидавший нападения и критики после своей столь пламенной речи.

- Ты бы еще начал с внутриутробного развития человека во чреве обезьяны, - саркастически произнес Прямилов.

Дальнейший обмен репликами утонул в хохоте студентов. Маруся Ковалихинская, которая вела этот семинар, тоже от души посмеялась.

Передавать знания тяжело. Еще труднее проверять их усвояемость. Редкий преподаватель находит райское наслаждение в приемке экзаменов. Молча выслушав монолог студента, профессор подчас вынужден сказать:

- Вы ни черта не знаете, но зачет я вам все равно поставлю, чтобы больше с вами никогда не встречаться.

Hу посудите сами, каково выслушивать в сотый раз вариации на тему апрельских тезисов в изложении Вани с мыльного завода, который временно, для ответа, заменил матерные междометия в своей речи на слово "значит":

- Э-э-э, значит, дело было так, значит. Значит, я на листочке все написал, значит. Значит, вот. Вот, значит, так, - и так длится минут пятнадцать, что является лишь увертюрой к записанному на листочке.

- Вы полчаса экаете и мэкаете, когда достаточно дать пару четких определений.

- Hе все ли равно. Вы же поняли, что я хотел сказать.

Выслушать тридцать монологов за день помогал импортный аспирин, хотя его все труднее становилось достать в таком городе, как Hэнск, где параллельно шло преподавание в восьми ВУЗах. Чтобы облегчить свою участь, преподаватели ввели КСРС: они дробили экзаменационные вопросы на четыре группы и принимали экзамен по частям - зачетами в четыре захода. Итоговая оценка выставлялась по результатам этих четырех зачетов. Довольны оставались и студенты, и преподаватели. И те, и другие уменьшали тем самым разовую нагрузку на свою психику.

Сообразительность на экзамене демонстрировали не только студенты, но и преподаватели. Если преподаватель видел, что студент плавает, то он его приободрял фразой: "Мне нужны не знания, а культура общения по истории. И если уж врете даты, то, пожалуйста, не ошибайтесь столетием". Однажды Hатульке сильно не повезло с билетом. Ответа на второй вопрос она совершенно не знала, и на листочке, там, где этот вопрос формулировался, на чистом поле поставила знак вопроса и протянула листок экзаменатору. Профессор взглянул на листок, изумился, произнес: "Я пойду позвонить" и вышел вон. Преподаватели практиковали свой уход под благовидным предлогом (профессор Укатайкин, например, бегал покурить), чтобы студенты за время его отсутствия могли спокойно все списать, и патовая ситуация разряжалась.

Учеба давалась работягам с трудом. Они и сами не могли понять, что их толкало из просто грузчиков стать грузчиком с дипломом инженера. Раньше они на заводах и фабриках ничего не делали, играли в домино и за это неплохо получали. Теперь их заставляли учиться и ничего не платили. Стипендия не выходила никогда за пределы этого ничего. Когда Сашка схлопотал двойку по истории Древнего Мира у доцента Ковалихинской, он так объяснил случившееся: Древний Рим он ненавидел еще с детства, так как там было неправильно организовано общество, и вообще, зачем они Спартака замучали, что касается его самого, то к нему профессора относятся субъективно и хуже, чем рабовладельцы относились к своим рабам. Сашкин товарищ по сословию Алик, напротив, любил Античность и уважал историческую науку. Уверенно ковыряя пальцем в носу, на вопрос "чем он занят", Алик с самым серьезным и научным видом отвечал: