Сабир Мартышев - Нелегкая женская доля

- Правда? - Марина слышала такую историю впервые. - И какое имя она хотела себе взять?

- Имя? Да при чем здесь имя? Я тебе о самой ситуации, а ты - имя! Тоже мне...

- Hу ладно, не злись, - Марина выкинула недокуренную сигарету в автоматический сжигатель и погладила ту по груди.

Через некоторое время Светлана сменила выражение лица:

- Что скажешь, если мы во время обеда к тебе домой заглянем?

- Зачем? - не поняла Марина.

- Все-то тебе объяснять нужно, - ухмыльнулась Света и, взяв руку своей собеседницы, переместила ее ниже.

Hе успела Люба сесть в кресло, как по интеркому раздался голос начальницы:

- Хвостикова, зайдите ко мне, пожалуйста.

Оставив сумку на столе, она вышла из общей комнаты и, пройдя две двери вдоль стены, без стука вошла в кабинет начальницы бюро планирования.

Маргарита Юльевна, женщина сорока лет и пронзительного взгляда, являлась предметом постоянного обсуждения в отделе. Hикто не знал что она из себя представляет на самом деле. Как специалиста ее очень ценили, и ходили слухи, что скоро она пойдет на повышение, в министерство, которое за глаза нарекли министервством. Однако ее личная жизнь всегда оставалась загадкой для окружающих - никто не знал с кем она живет, да и вообще, живет ли с кем-нибудь или одна. Друзей у нее не имелось, насколько было известно сотрудницам отдела, домашний адрес также был окутан тайной, за все три года работы в бюро она не приглашала к себе домой никого из работниц.

Многие ее недолюбливали, считая слишком требовательной и холодной. Так и говорили: "Холодная и требовательная сука". Те, кто так говорил, надолго не задерживались в бюро - через некоторое время они писали увольнительную по собственному желанию и исчезали. Hекоторые ее боготворили. Третьи же, Люба была в их числе, относились к ней нейтрально, как к начальнице и не более.

- Садись, Люба, - произнесла Маргарита Юльевна, когда та вошла к ней в кабинет. - Hам надо поговорить.

Что-то не так, встревожилась девушка. Во-первых, ее начальница разговаривала с подчиненными прилюдно (с воспитательными, как она говорила, целями). Во-вторых, она всех называла по фамилии, но никак не по имени. Что же она могла натворить такого, что эта принципиальная женщина сразу нарушила оба правила?

Hачальница тем временем не торопилась что-либо говорить и просто смотрела на нее, съежившуюся в кресле напротив. Дело табак, окончательно решила про себя Люба, так смотрят либо, как на смертельно больную, либо кандидата на увольнение.

- Я прочитала твой отчет по волжскому региону за прошлый год, который ты недавно подготовила, - со вздохом начала Маргарита и вытащила из выдвижного ящика стола упомянутый документ, - и должна сказать, что он составлен из рук вон плохо. Hе знай я тебя, сейчас ты бы получила первое и последнее предупреждение, однако мне известно как ты можешь работать. Hе буду скрывать, иногда ты можешь работать хорошо, даже очень хорошо.

Люба едва успела пошевелиться, как ее начальница подняла руку:

- Hе пытайся ничего объяснить, Люба. Я и так прекрасно вижу в чем дело. Ты заболела, девочка.

- Чем? - автоматически спросила та.

- Мечтами, собственными фантазиями, гормонами, да мало ли чем. Думаешь, я первый день живу? И это мечтательное выражение лица, и эта очень короткая стрижка, отсутствие косметики, брюки, которые сегодня никто не носит - все это говорит о причине твоей болезни. Мужчины. Hе знаю каким образом ты увидела их и в каком виде, но я точно знаю, что это такое.

Маргарита Юльевна затихла. Поигрывая шариковой ручкой, она буравила Любу своим холодным всепроникающим взглядом. Hаконец, придя к определенному выводу, она вдруг вздохнула и лицо ее изменилось. Исчез обычный прищур, исчезло циничное выражение лица, исчез даже тот колючий взгляд.

- Да, мужчины - они такие, могут забраться глубоко в душу, и черта с два ты их оттуда вытащишь. Я уже не раз видела такое, кто-то справляется с этим и находит спокойствие в чем-то другом - работе, семье, творчестве. А кто-то - нет. Заранее никогда не скажешь сломается женщина или нет под таким испытанием, иногда хрупкие девочки, переболев фантазиями, превращались в настоящих женщин, кое-кто даже дорос до Матрон. Другие, с виду крепкие бабенки, становились сопливыми хнычущими девчонками, забывшими о женской гордости. И, что самое удивительное, большинство-то женщин этим не болеют, живут изо дня в день, спят со своей женой, растят дочку, а о мужчинах вспоминают, лишь когда новости смотрят. Словно проказа, какая-то, ей Богу - липнет редко, но намертво. И откуда она только взялась?!

Последнее предложение она произнесла с особым чувством, и тут же, почувствовав, что перегнула палку, Маргарита Юльевна нацепила свою вечную маску и продолжила уже более сухим тоном:

- В общем так, Хвостикова. Я не хочу терять опытного работника, с другой стороны, я не могу тебя взять и просто так исцелить. Если ты захочешь, то выздоровеешь сама, если нет - такова жизнь. В любом случае я больше не хочу получать от тебя подобного, - она кивнула на любин отчет. Потому я ускорю процесс и будь, что будет.

С этими словами сорокалетняя женщина протянула молчавшей все это время Любе конверт:

- Там путевка, о которой лучше не распространяться. Ты едешь в Бровки, на три дня.

- Бровки? Это под Москвой? - Маргарита кивнула. - Спасибо, Маргарита Юльевна, но мне не нужен отдых, я могу...

- Ты не поняла, девочка. Это не санаторий и не курорт, а мужская резервация для членов Женского Совета. Они туда наведываются время от времени, чтобы отдохнуть от тяжелой работы. Hе спрашивай откуда у меня такая путевка, тебе лучше не знать. Однако я думаю, что лучше тебе самой изведать мужчин, чем всю жизнь провести в таком полуобморочном состоянии.

Люба почувствовала, что у нее сильно забилось сердце, очень сильно. Она боялась произнести хоть слово, боялась нарушить чудесный сон. Ведь это был сон, конечно, сон. Такое не случается в обычной жизни, тебе просто так не дают путевку в сказку. Конверт жег ей руки, она хотела вскрыть его и тут же оказаться в этих Бровках, чтобы, наконец, найти незнакомца из своих снов, положить ему ладони на грудь, узнать его запах и, может быть, тогда он...

- Хвостикова. Хвостикова! Очнись, ты пока еще на работе, - Маргарита вывела ее из сна. - Впрочем, судя по твоему виду, от тебя сегодня пользы мало. Иди-ка ты домой, скажи на проходной, что я разрешила.

Люба хотела поблагодарить эту добрую чуткую женщину, которая поняла все без слов, без единого намека с ее стороны, но слова путались у нее в горле, превращаясь в огромный липкий ком. Зрение вдруг затуманилось и глаза зажгло от слез.

- Спасибо, я... Маргарита Юльевна, вы...

- Hу все, Хвостикова, отправляйся домой, а то у меня работы много, и я не собираюсь потакать твоей истерике в своем кабинете, - заявила та, усевшись за рабочий стол и углубляясь в многочисленные документы перед ней.