Антон Михайлов - Яма

Вот наш адрес, ваш адрес я знаю наизусть. Не пытайтесь сбежать, вас найдут и приговор судьи неизбежен. Будьте умны, не пытайтесь умереть. Вам придётся взять и сыграть эту роль. Судья будат ждать вас завтрешней ночью, в полночь. Сказав это, он с лёгкой походкой удалился. На душе у клоуна было ужасно тяжело. Он понимал, что лишён после этого дня хотя бы относительной свободы, но не понимал причину того, что незнакомец назвал его юмор "странным". Для клоуна его "странный" юмор означал поломку самого себя, смех через слёзы, пародию на то, что проделывают клоуны на манеже цирка. Незнакомец же своими словами давал понять, что этот "странный" юмор - юмор его самого, клоуна. Клоун же внутри себя не принимал этот юмор, не считал его хоть немного своим. Он стоял совершенно неподвижно и тихо прошептал: "Может быть, это раздвоение во мне придало странность этому юмору в глазах незнакомца?". Он постоял ещё несколько минут, затем опустился на стул и снял с лица грим, переоделся, взял свою сумку и пошёл из цирка в свой дом чёткой, прямолинейной походкой. Сосредоточившись на ритме своего шага он пытался совершенно не думать, не пускать мысли в свою тяжёлую голову. По приходу домой, он рухнул на кровать и мгновенно заснул. Ближе к полудню следующего дня, когда он проснулся, он почувствовал что не уменьшил тяжесть в своей голове, - поднимать её было ужасно больно. Погрузившись в кресло, как налитый воском монумент, он уставился в потолок, потерявшись в лабиринте бесконечных вопросов к самому себе, которые так и остались неотвеченными. Из него не желал вылезать червь сонливости и дремотности, неподвижности и забытья. Весь день он был вынужден смотреть на часы, потому что в таком состоянии он начинал терять ход времени: на некоторое время оно вообще исчезало из его комнаты, но затем мгновенно, стремительно начинало нестись в его голове, раскручивая, как биллиардные шарики, прошлые вопросы, заставляя обращаться к ним всё с новых сторон, как-будто кто-то свыше смеялся над ним, толкая его из крайности в крайность... Он очнулся в своей постели, возле его руки лежала книга, он приподнял свою голову с подушки и посмотрел в окно. Уже давно наступил вечер, солнце ушло незаметно для клоуна. Он вздрогнул и посмотрел на часы. Было девять вечера. Нужно было оживать, двигаться, готовиться к работе, а ему хотелось испариться, навсегда затонуть в сладком океане своих снов. Нужно было смеяться, чтобы пронзительные звуки смеха неслись вверх, а его пеленой накрывал страх и душила тишина. Раньше он видел в наступлении вечера природную красоту, романтичность и спокойствие, сейчас же бросалось в глаза злое коварство, мрачная холодность и пугающая беззаконность этой непроглядной тьмы, что смотрела на него из-за окна. Вздохнув глубоко, клоун встал, немного постоял, включил свет, быстро оделся и стал собирать свою сумку. Положив в нее всё необходимое для его выступления, он потушил свет в комнате и направился искать дом судьи. Выйдя из дома, он ощутил леденящую холодность вечера. Стояла кромешная темнота, и дикий, меняющий скачками свою скорость ветер дул ему в лицо. Клоун искал нужную улицу, вокруг не было ни души, где-то вдали доносились звуки машин. Вдруг, как из-под земли, перед ним вырос человек с зонтом в левой руке, он обогнал клоуна и устремился дальше своим чётким, почти механизированным шагом. Его таинственное появление испугало клоуна, но его путь лежал в ту же сторону. Он пошёл за ним, и, как не странно, очень быстро нашёл нужный ему адрес - незнакомец вывел на нужный ему путь, спас его от ощущения потерянности в вечернем лабиринте города. Дверь открыл человек в чёрном и попросил клоуна идти за ним. Когда он закрыл дверь, включились лампы на стенах, и клоун увидел, что стоит на ступеньках лестницы ведущей вниз. Они шли долго по круговой лестнице, всё вниз и вниз, вниз и вниз, и наконец дошли до двери в гримёрную. Человек в чёрном открыл её и сказал клоуну что тот может готовиться к выступлению, а когда придёт время, его пригласят на сцену. Он вышел обратно в ту же дверь. Клоун посмотрул на часы - была половина двенадцатого. Он сел в кресло возле зеркала и принялся за грим. После того как всё было сделано, он уселся заново в кресло и принялся ждать. Как только стрелки часов сошлись на двенадцати, дверь открылась и вошёл незнакомец, который говорил с клоуном в цирке, и сказал: "Ваше время. Не забудьте поклониться и представиться." Клоун вошёл на освещённую свечами сцену, вокруг которой кругом, удаляясь всё вверх и вверх, стояли чёрные кресла. Свет практически не проникал в зал, а был сфокусирован на сцене. В первых рядах стоял полумрак, а на дальних стояла кромешная тьма. Клоун не увидел в зале никого, не было ни одного человека. Стояла глубокая тишина, как-будто мир провалился в неизвестность. Клоун отчётливо слышал как стучит его сердце, с каждой минутой ему становилось всё страшнее и страшнее от этой космической неизвестности. Именно этот страх толкал его на выступление, так как иначе он остался бы один на один с этим миром глубокой тишины. Клоун поклонился и сказал: "Я - Нэйл, клоун. Я живу в одном из высоких домов этого города. Я был приглашён Вашим человеком сделать номер для Вас, господин судья". В ответ он услышал ничего, стояла полная тишина. Клоун немного постоял и начал своё выступление. Он чувствовал, что у него не получается ничего ни номер, ни естесственный смех. Еле-еле он встал на голову и упал на пол. Неожиданно услышал откуда-то издалека, с дальних рядов, мрачно-холодное, ужасное, нечеловеческое "А-ха-ха-ха-ха-ха". После этих отдельных звуков со всех рядов на клоуна обрушился шквал дикого, истерического смеха, который звучал как отражение, эхо первых звуков. Это взрывное эхо настолько сильно контрастировало с первоначальной тишиной, что ещё долго продолжало звучать в голове клоуна. Совершенно сбившись с порядка в своём выступлении, он застыл, как оледеневший, и не мог вспомнить, что ему делать дальше. В зале снова стояла тишина. Через несколько секунд клоун очнулся и стал продолжать своё выступление. Клоун хотел закончить своё выступление как можно раньше, он чувствовал он дрожит от какого-то странного ощущения. Все его движения стали механическими. Отстранённый от своих движений на сцене, внутри себя он мучался вопросом, на который не мог найти хоть одного вразумительного ответа - почему смешные мгновения его выступления не вызывали ничего в зале, а какие-то иные мгновения, далёкие от смеха, взрывались странным металлическим эхом. Когда он закончил свою программу он не мог вымолвить ни слова. Луч мёртвого и пустого взгляда давил на него со всей своей силы из зала. Он распространялся на всё пространство сцены, в воздухе застывала глубокая, всепоглащающая пустота.Читать дальше