Антон Михайлов - Яма

Антон Михайлов

Яма

Перед луной наступает вечер, Высветший царь зажигает свечи, Пудрится цирк в ожидании встречи С голодною толпой

И через миг на арене алой Вырастет мир на утеху зала, Белый маньяк затресёт устало Битой головой

Белый клоун, белый мученик, Ради смеха, явно жгучего, Будет издеваться над собой

Вечером здесь у него заботы, Ведь унижение - его работа, Но посмеётся последним Наш невинный герой...

("Viva Kalman!", Агата Кристи, "Коварство и любовь", 1995)

В белом многоэтажном доме, на одном из самых высоких этажей жил человек. Он не имел особенных индивидуальных идей, несколько лет назад он научился сложной геометрической процедуре - он настолько профессионально деформировал плоскость в своём восприятии, что для него существовали две уникальные прямые через две точки, что было нонсенсом для всего мира. Дело в том, что мир этого не знал: его отец лежал в больнице на грани полного умопомешательства, а мать жила только прошлым - он видел как постепенно она забывала настоящее и всё глубже и глубже погружалась в дремотное состояние, садилась в кресло-качалку, закрывала глаза, раскачивалась и напевала себе под нос какую-то мелодию из её юности. Он не хотел приобщаться к этой атмосфере и несколько лет назад ушёл навсегда, не сказав ни слова, не оставив ни одного взгляда и мысли в доме своего детства. Он хотел найти работу для своих рук и ног для того чтобы не думать головой, чтобы забыть и забыться, перестроить своим физическим телом свои мысли, свой дух. В поисках работы он обходил практически весь город, но он был неудачлив с детства. Только через три месяца, уже жарким летом, он подумал о цирке. В раннем детстве он часто смеялся над клоунами и сейчас понял, что многим людям клоуны дарят счастливые минуты. Он хотел дарить людям счастье, но понимал, что сам лишён его и не может подарить то, чего у него нет. Но слишком уж мало у него оставалось шансов чтобы из за своего прошлого и своих пессимистичных мыслей не испытывать шанс в цирке. Он пошёл в цирк, нашёл кабинет директора, постучался, услышал голос сказавший "Войдите!", нерешительно зашёл в кабинет и увидел человека сидевшего за столом и пристально смотревшего ему в глаза. Это был взгляд властелина своего кабинета, своей территории, взгляд устрашения для чужого человека. -- Извините, что помешал Вам, я беспокою Вас по поводу работы в Вашем цирке клоуном. - - У нас есть клоуны. - - Может быть, возможно присоединиться к их группе? -- Они не нуждаются в вас, их группа создаёт прекрасные номера уже на протяжении двух сезонов. Их группа постоянна и стабильна, давно устоявшаяся. Вы только испортите их и мой успех, понимаете меня? -- Да, вполне. Но, возможно, я создам что-то совсем иное, непохожее на их прекрасные номера? -- Зачем нам, извините, что-то иное, когда есть успех, удача, стабильность? -- Ведь я не прошу никаких гарантий у Вас, я прошу дать мне право выступить с собственным номером. -- Я, как никто иной, понимаю что успех всей программы складывается из каждого отдельного номера. Я даю вам шанс выступить с одним условием: если ваш номер не вызовет у зрителей пронзительного смеха, бурных аваций - то вы сами будете расплачиваться за неудачу программы. Оставьте свой адрес и до свидания. Через несколько дней он получил бумагу, в которой говорилось, что цирковая программа для зрителей состоится через три недели. Всё это время он старался выдавливать из себя смех: он готовил разные смешные сценки, заучивал стишки, придумывал смешные трюки, пытался пародировать разных животных, учился стоять на голове и с громким смехом падать на пол. После нескольких дней он уже с уверенностью чувствовал, что не сможет сыграть эту роль, но надежда на неожиданный успех не покидала его. Он уже не так сильно ощущал то, что ломает этой ролью себя. Он решил испытать этот шанс до конца, не смотря на подсознательный страх. В день премьеры он встал очень рано, собрал сумку, куда положил костюм клоуна и его атрибуты. За два часа до начала представления он пришёл в цирк. Когда многие из артистов только начинали свои приготовления, он уже был полностью готов: одел свой костюм, нагримировался и прокручивал у себя в голове свой цирковой номер. Никто из артистов и клоунов не обращал на него ровно никакого внимания, как-будто его вовсе не существовало. Он же сильно волновался, постоянно сбивался с мыслей, кусал губы, ходил кругами по комнате, не знал куда спрятать свои глаза и не замечал практически ничего вокруг себя. Время всё также неизбежно шло, и, наконец, цирк ожил, представление началось. Выступили гимнасты, акробаты, прошли номера с тиграми, обезьянами, собаками, и на его глазах люди умирали со смеху от проделок клоунов. Подошло его время, объявили его номер. Он выбежал на манеж, запнулся и бухнулся на пол. В зале стояла странная тишина, были слышны только отдельные, мелкие, словно выжатые, неестественные смешки. Он старался не замечать этого, пытался встать на голову и с грохотом падал на пол, пародировал животных, рассказывал различными голосами смешные истории, но в зале всё также стояла тишина. Это означало полное фиаско, проигрыш. Он бросил последний взгляд в зал, хлопнул ресницами, захохотал диким, лихорадочным смехом и, закрыв глаза полные слёз, побежал со сцены. Всё было проиграно. Директор цирка, со сверкающими от холодной злобы глазами, ждал его в гримёрной. -- Вы - полный идиот! Испортить такой грандиозный успех! Что я вам говорил? Вы дорого заплатите за это! Он даже не пытался что-либо ответить, понимая, что его слова ничего уже не будут значить для этого человека. Вдруг неожиданно из-за его спины вышел человек, спросивший директора цирка - - Сколько вы хотите получить? - - Пять тысяч долларов. Незнакомец вынул из пиджака пачку совершенно новых копюр и протянул её директору, сказав: - - Здесь десять тысяч, можете пересчитать. Директор повертел пачку в руках, потом быстро спрятал в карман и быстрым шагом удалился. Клоун не понимал, что происходит, - он уставился на незнакомца, хотя в его голове всё вертелось, ходило ходуном, всё прыгало и смешивалось: манеж, акробаты, зрители, глаза директора цирка, пачка копюр и незнакомец. Тем временем незнакомец начал разговор: -- Я - не ангел, и мой босс - не Христос. Я знаю то, что у вас сейчас нет денег расплатиться со мной и быть свободным от моего присутствия. Поэтому вам придётся принять мои условия и выслушать сейчас меня. Мой босс, великий судья, очень любит странный юмор, хочет смеяться всю ночь, но смех толпы - не его смех, его тошнит от этого цирка. Вы очень подходите под роль шута в ночи, юмор которого он будет любить. У вас всё будет прекрасно, я уверен, денег за свой смех он не жалеет. Вы отработаете эти деньги за десять дней.