Михаил Назаренко - Ночь освобождения

Михаил Назаренко

НОЧЬ ОСВОБОЖДЕНИЯ

Душа ждала... кого-нибудь,

И дождалась... Открылись очи;

Она сказала: это он!

"Евгений Онегин".

Во тьме, где нету ни времени, ни страха, ни сожаления; во тьме, где вечность не ложится на плечи бременем; во тьме, где единственный звук - размеренное падение капель в холодную бездну подземных озер. Во тьме. Где.

* * *

... где я проведу лето. Но это еще не скоро, хотя как сказать. Конец апреля, знаете ли, необычайно жаркого киевского апреля, будто созданного для того, чтобы прогуливать занятия. Вот я и сидел на склоне, лопал булку - только не спра шивайте, панове, где я ее подтибрил! - и предавался размышлениям. Интересно знать, думал я, какую трепку мне сегодня вечером устроят любимые преподаватели... И вдруг, как это не раз бывало и раньше, я почувствовал на себе чей-то взгляд, будто бы...

* * *

... будто бы он бессмертен. И нельзя сказать, что это не так, просто само понятие смерти к нему неприменимо. Гномы - те из них, кому довелось его видеть воочию, - говорили также, будто он почти всемогущ. Верили этим россказням мелкие подземные твари или не верили, но, упомянув его имя, каждый раз суеверно оглядывались по сторонам.

А он и вправду был всемогущ. Он мог перекатывать Землю на ладонях, как хрустальный шарик, мог тасовать времена, как шулер тасует карты, мог обрушивать на наземных жителей серные дожди... и кажется, даже обрушивал некогда... Он мог бы вспомнить каждый миг своего бесконечно долгого бытия, но не хотел. И единственным ограничением его всемогущества было отсутствие желаний.

Еще говорили, что он был одним из ангелов Вышнего Синклита; еще уверяли, что это наместник о т т у д а , и многозначительно указывали пальцем вниз, в глубь...

Он шел с закрытыми глазами, которые вовсе не нужны в непроглядной темноте, кожей ощущая многотонные геологические пласты над ним, и под ним, и вокруг. Он сбил с ног какого-то зазевавшегося кобольда и, не останавливаясь, проследовал дальше. Он мог днями ходить так, без определенной цели, и вся прелесть движения была в том, что его можно в любой момент прекратить, а можно и продолжать бесконечно. Ибо что для него время?

В сущности, впервые он почувствовал время совсем недавно, можно сказать, только что, когда...

* * *

... когда объедал монастырскую грушу. Было мне лет шесть, вот тогда-то это и стряслось. В буквальном смысле. Меня вдруг затрясло, как в лихорадке или как будто подкрался сторож, хромой чорт, и стал тащить меня за штанину. Все замерло; меня накрыла неслыханная, давящая тишина, и внезапно я понял. Что отныне надо мной не властны ни мораль, ни законы. Что я обрел абсолютную свободу, такую, какой еще никогда не выпадало на долю человека со времен Каина. Что бояться теперь нечего, со мною не случится ничего дурного, потому что моя свобода определена и предначертана. Вечно. Я почувствовал, что могу сдвинуть Землю, если захочу, и засмеялся.

Миг прошел, и последнее, что я запомнил, был легкий порыв ветра. Будто кто потрепал по голове.

Не дожидаясь, пока меня заметит сторож, рябой чорт, я спрыгнул с дерева, перелез через ограду и припустил верх по узкой улочке. Куда глаза глядят. Напролом через крапивные чащи.

Мне было не по себе.

Кому я вру? Мне было страшно. Вот и все.

Бывает так, что в полдень, среди полной тишины ты вдруг слышишь свое имя, сказанное неизвестно кем, - слово, пришедшее из ниоткуда. Но я тот день услышал не имя. Услышал Судьбу.

Я не хотел этого; я и сейчас не хочу. Слышишь, ты! Мне вполне достаточно быть тем, кем я есть. Я не хочччу большего. Не хочу! Я не знаю, как можно избежать предначертанного, я не знаю, зачем мне это нужно, но я это сделаю, потому что иначе... иначе я просто исезну.

С того дня я еще не раз слышал.. да нет, не слышал чувствовал. И не мог заставить себя поверить. Я, конечно не Фома Неверующий, но все-таки... Слишком страшно даже думать о таком.

Впервые...

* * *

... впервые он понял, что для наземных значит жить во времени. В тот момент, когда родился его наследник (а это был вовсе не "момент", это были часы - долгий, переполненный временем день немая дурочка не могла родить своего проклятого байстрюка, а потом умерла, не зная, что исполнила свое предназначение), он увидел - увидел не всё, что творилось в мире (хотя мог бы); увидел - Наследника, и сразу же ощутил тяжесть земли, вечности, темноты, тяжесть, которую слишком долго скрывал от себя, и сказал: - Скоро.

Он вошел во время наземных и потянулся к бессмысленному куску плоти, который стал для него единственным. Мальчик будет таким же, как я, думал он, собирая взгляд в одной точке пространства и времени. Чужой для всех, не нужный никому, он увидит недоступное. Я научу его. Мальчик... - Впервые за вечность он сбился на полуфразе, но всё же закончил речь: Мальчик мне нужен. Я... - Обвел взглядом стены и бесконечность, которая лежала за ними, и сказал вслух: - Я устал.

Мальчик будет здесь вместо него, а он... он позволит себе отдохнуть. Он ляжет на пол тоннеля, на гранитную твердь, и прикажет воде, и она потечет по нему, и он растворится в ней, растворится в мире, пока не забудет всё, пока не станет никем. Станет всеми...

* * *

... всеми способами ухитрялся сдувать на экзаменах. Я всегда уверен в себе. Всегда. Не припомню, когда в последний раз мне доводилось... ну, скажем, отводить глаза. Ах да, когда ухаживал за этой... как ее... а, к чорту. Но сыграно было хорошо. Главное, своего я в тот раз добился.

Кто в мае думает о будущем, кроме выпускников? Никто, и я - не исключение. Когда в животе будто колеса ездят, ей-богу, нет ничего лучше пройти с ребятами по рынку и горстями загребать у бабусь товар. Я лично - семечки. Я люблю семечки. Почти так же, как груши. Но лучше всего, панове, рыба. Хоть жареная, хоть вареная, хоть в угольях печеная. Что?.. Да, рыбину я тоже прихватил. Иначе зачем на базар ходить, спрашивается...

Кого-то из наших поймали - и не старушки немощные, знаете ли, а здоровые лбы с оселедцами, братья-козаки, охрана порядка... Ну, и сам виноват. Напросился. Нечего жалеть таких дураков. А вообще-то, пора бы отсюда и уходить.

Ничего, лето на носу, разгуляемся. Пойдем по селам и весям, подработаем на кондициях... ну, положим, это они подработают, а я - как получится. Я вам не это... не кузнец Вакула.

Я шел по улице и наслаждался майским воздухом. Ах-х, как хорошо! Как хорошо! Как прекрасен я в этом лучшем из миров! Со мной ничего не случится. Я стану другим, только и всего. Что мне терять, в конце-то концов?

Каждый раз, когда я думаю об этом, чувствую на себе чей-то взгляд. Я пошел быстрее. Никого за моей спиной, конечно, не было, и всё же меня не покидало ощущение, что за мною кто-то следил...

* * *