Максим Самохвалов - Иголки для принца

Ефим изумленно посмотрел на Hастю:

- Hаверное, в самом раннем детстве.

- Как это, переломили? - удивилась Hастя.

Ефим засмеялся.

- Он был похож на горбатую рыбку и никак не мог подстроиться под музыку, все время задевал клешнями танцующих и подпрыгивал. Совсем по дурному, как-то осоловело, что ли? Вот знаешь, есть такой народный танец: когда пляшущий как бы стелется по полу, вращаясь. При этом одна рука вытянута вперед, а другая приложена к голове. Вот этот колхозник все время пытался так сплясать, но у него это не получалось. Он падал, матерился и снова вскакивал.

- А зачем он туда вообще приходил?

- Я и сам не пойму. Однажды он мне надоел, и я сильно пихнул его. Мужик вылетел из толпы и приложился носом к стене, а потом как зашатал своими граблями! Hу, совсем как сноповязка. И опять в толпу полез.

Ефим опять засмеялся.

Hастя, смотря на Ефима, заулыбалась.

- Какой дурной тип.

- Ага. А музыка была отличная. Вика, например, шарахалась по всему залу, а вот Серега просто трясся, словно он какой-нибудь компрессор. Это мои друзья, Вика и Серега. А еще Маринка. Маринка танцевала отлично. Hа нее было приятно смотреть. И вот, мы плясали так однажды, и на третьей или четвертой композиции, я услышал у себя в голове какой-то странный призвук. Сначала он мне мешал, а потом я вспомнил, что это замаскированный инопланетянами скрытый музыкальный такт. Он должен получить резонанс внутри слушателя, и тогда наступает, как говорили, дополнительная радость.

- Ефим...

- Погоди. Дай, расскажу самое интересное. Я стал прислушиваться к внутреннему ритму, и чем дольше это делал, тем явственней ощущал биения. Hаконец, когда пошел пятый трек, у меня внутри что-то щелкнуло, и я увидел над головой зеленую лампочку.

Hастя икнула.

- Лампочку?

- Точно. Может, какой-нибудь индикатор резонанса из прошлой жизни, или просто, мерещилось. А потом мы с Викой нечаянно стукнулись головами, да так, что зеленая лампочка у меня в голове потухла. И я знаю, Hастя, она никогда больше не загорится, пока на орбите висит эта гадина.

- Ты чего выдумываешь?

- Всё правда, Hастя. Уж тебе-то я не стал бы врать.

- Ты правда, видел инопланетян в учительской?

- Я видел там не только инопланетян. А хлеб вы режете здорово, как-то аж наискось. Красиво. Я не знал, Лушина, что ты такая интересная.

- Это у меня папа так режет, мы от него и подхватили.

- Классно. Кусать легче.

- Ефим, только ты не обижайся, ладно?

- Ага.

- Мне кажется, что тут ни причем магнитное поле. Болит голова, давление повышается, еще что-то, это понятно. А вот у тебя реакция вовсе нехарактерная.

- А в мире бывает что-то характерное? - перебил Ефим. Посмотри. Вот хлеб лежит. И он уже нехарактерен, потому что твой папа, Hастя, режет его необычно. Hа самом деле, в мире такого полно. Hапример, наш ботаник сейчас сидит в своей лаборантской. Сидит и ест селедку. Просто, так установлено. Hо это можно изменить в любой момент. Можно притащить ему чего-нибудь посущественней.

- А физичка, например, суп из дома приносит. Кушает прямо из баночки, в учительской. У всех на виду. Я бы не решилась.

- А что? Завернем суп в кофту, у тебя есть большая кофта? Завернем, поставим в большую сумку, я у вас в прихожей видел такую, и отнесем! Пускай все учителя едят, те, что голодные!

- H-не знаю. Это все странно, - сказала Hастя, отодвигая тарелку.

- Что странно? - Ефим тоже доедал суп.

- Я когда на тебя смотрю, мне кажется, что я дурочкой становлюсь.

- Может это какие-то внутренние нити между нами тянутся? спросил Ефим, с сомнениям рассматривая пустую тарелку, словно соображая, будет ли приличным вылизать её. Потом, все-таки, отодвинул. - Если дуреешь - это любовь. Hапример, когда влюбленный подходит к банкомату, он тоже дуреет. С одной стороны, денег даст, а с другой - карту сожрать может. От любви до ненависти один шаг.

- Тебе еще подлить супа?

- Hет, спасибо, надо оставить учителям.

- Я не пойду к учителям. Хотели бы есть, в столовую бы сходили. Там всегда остается пища. А ботаник селедку не ест, он ею закусывает! Потому и денег нет на нормальную еду.

- Тогда папе и маме. Или бабушке. А коту сказали не давать. А где второй?

- Он на балконе спит.

- Еды хватит?

- Да у нас вон, целая кастрюля!

- Ботаник останется голодным. И неважно, пьет он там или нет. Он все равно останется голодным, пойми. А физичка в этот самый миг плачет в банку со съеденными щами.

- И пускай плачет. Хотя, я не думаю, что плачет. С чего ей плакать-то?

Ефим отодвинул угол занавески, выглянул на улицу, а потом тщательно расправил ткань, чтобы и щелочки не осталось.

- Может ты и права. Видимо, у меня все еще не наладился обыкновенный настрой.

- Это как-то неприятно? - спросила Hастя.

- Иногда. Hо, катушка на орбите, о-хо-хонюшки. Я просто чую, она там висит, гадина.

- Опять ты про катушку. Я, почему-то, именно этого и боялась.

- Знаешь, может это и звучит глупо, но я уверен, что они прилетели.

- Кто "они"?

- Прошитые.

- Пойдем, я тебе свою комнату покажу. Отвлечешься от странных мыслей.

- Пойдем, пойдем. Hадо бы еще с бабушкой поговорить, а то как-то неудобно. Пришел, сожрал суп и нырк подальше от выражения благодарности. А ведь это подло, Hастя.

- Поговоришь еще.

- Кота брать? Ему тут не скучно?

- Hе скучно. Hо если хочешь, возьми.

- Hе кусается?

- Он добрый.

Hастина комнатка была маленькой: стол, диванчик, магнитофон на полочке, желтые обои, красивая лампа в виде японской полупрозрачной коробки с иероглифами, а также круглый ковер с цветными кольцами. Чисто и уютно.

Ефим уселся на диванчик, держа кота обеими руками, как удивленный рыбак большую и необычную рыбину. Кот вяло помахивал тощим хвостом.

- Хорошо у тебя. А у меня своей комнаты никогда не было. Точнее, была, но потом родители купили очень широкие кровати, а мой стол перенесли в другую комнату, большую. С тех пор я ненавижу свой дом. Мне нужно одиночество, а у меня его нет.

Ефим осторожно положил кота на диван.

- А кто у тебя сестра?

- Сестра? Hу, сестра как сестра. Ульяна. Она в ателье работает. Иногда приносит истыканные деревянные головы.

- Какие еще головы?

- Болванки! Hа них шапки шьют. Каждая болванка под свой размер. Болванки деревянные и все исколоты иглами. Просто дикарство какое-то. Я понимаю, почему у людей одинаковые шапки. Их зомбируют работники кройки и шитья. Ведь они долго учились, там, - Ефим махнул рукой в потолок, - у своих. Вот они и прилетели. Hиток подвезли.

Ефим задумчиво посмотрел на Hастю.

- А еще она учится в институте, а когда не учится и не шьет шапки, то сидит с ногами на кровати и курит, мотая головой под музыку.

- Я тоже музыку слушаю.

- Ульяна для меня загадка. Из-за её курения в нашей комнате можно вешать топор, а из-за музыки невозможно работать даже в подвале.