Максим Самохвалов - Моя пирамида

Я слез со скамьи, кивнул стражникам, и отправился на кухню.

Кухарка колотила глиняной чашкой по различным предметам, танцевала, а в окне виднелась освещенная жарким полуденным солнцем помойка, куда рабы складывали бычьи и лошадиные скелеты.

В детстве было приятно найти старый, иссушенный солнцем скелет, вытащить его наружу, устрашиться, поняв, что это скелет раба из соседней деревни, приползшего из последних сил на царскую кухню и умершего от вставшей поперек жадного горла бычьей косточки.

Hа кухне фараона существует свой локальный, бытовой, и какой-то совершенно ласковый мир. И любая кухарка, гремящая посудой на фоне освещенной солнцем помойки - строит этот мир на костях.

Я перехватил еще тепленькую лепешку, запил водой из серебряного черпака с чеканкой, изображающей приготовления погребальных блюд, и отправился к себе в комнаты, чинить церемониальное копье. Лунные лучи отражаются от наконечника и ядовитые насекомые испугавшись блеска выползают наружу.

Растрепался султанчик из конского волоса, второй от наконечника, означающий что в моем роду я буду забальзамирован первым, а править по-настоящему будет следующий за мной брат.

Я привел в порядок копье и поставил его на место. Прилег на ночную скамейку, пытаясь заснуть, ведь до обеда брата не будет, а поэтому не будет ни кинжала, ни яда.

Это копье положат рядом со мной.

Две широкие дороги, ведущие к горизонту, а по ним едут колесницы. У возниц черные щиты. Подбородки закрыты кожаными воротниками, на руках огромные краги.

Колесницы очень мощные, с жестяными раструбами, загнутыми вверх. Из раструбов вырывается густой дым.

Скорее всего, это какой-то праздник, потому что около пирамиды стоят размахивающие руками люди, а также плакальщицы с большими кувшинами. Hа кувшинах нарисованы черные траурные волнистые линии, означающие, что скоро кто-то поплывет по небесному Hилу в царство мертвых. Плакальщицы словно ждали чего-то важного и трагического в их жизни, и у меня было такое ощущение, что за это ожидание я несу определенную ответственность.

Я не смог спать, принялся склонятся по комнатам и нечаянно вновь забрел на кухню.

Кухарка уже успокоилась, кромсала большой кусок конины, намереваясь наделать больших бутербродов. Я надкусил один из них, и внезапно мне в голову пришла мысль о том, что испытание в золотой барокамере, заполненной для чистоты эксперимента специальным составом из благовоний - это может быть то, ради чего я родился на свет. Я буду взлетать в этом тесном саркофаге, испытывая чудовищные перегрузки. В соседнем ложементе разместится собачка, а в нижнем отделе пирамиды будет специальная ниша с замурованными лыжами и ранцевым ракетным двигателем.

Бутерброд с кониной протягивала мне не кухарка, а бортпроводница птицы, летящей навстречу гибели. Когда я откусывал неподатливую конскую шкурку, мои пальцы жирно поблескивали, вминаясь в лепешку.

Hа багажной полке, где пилоты хранят навигационные клинописные таблички, стояли маленькие плакальщицы, согнув руки в локтях, словно пытаясь сообщить нам о строгом выдерживании вертикального вектора подъема.

Я с неодобрением подумал, что иногда плакальщицы выступают не ради выражения тоски по умершему фараону, а ради заработка. Профессиональные труппы плакальщиц колесят вдоль Hила, выступая в небольших поселениях с заунывными плачами. Мне иногда кажется, что эту практику нужно пресечь, потому что девушки в профессиональном совершенствовании могут пресытиться, а когда их услуги действительно понадобятся, начнут фальшивить и стенать ненатурально.

Иногда мне снится сон, в котором я вижу большое бамбуковое колесо с глиняными кибитками по радиусу. Внутри каждой кибитки, тоскливо выглядывая в прозрачные окошки из бычьего пузыря, будет сидеть ошалевшая от страха плакальщица и стенать каждый раз при достижении максимальной высоты.

Еще в этих снах меня посещала мысль о том, что, возможно, это колесо будет крутиться само по себе от тоски.

Hебо будет подтягивать очередную девушку, чтобы посмотреть в ее измученное лицо и сочувственно прослезиться плодородным дождем на рисовые поля. Возможно, для экономики страны это будет вполне разумное ирригационное решение.

А в лобовое стекло птицы я видел уже не цех, а мою, уже почти достроенную пирамиду. Она доставала до звезд и выглядела роскошно.

Удаp, и картонный фюзеляж аэроплана, сминаясь, ломает позвоночник мира. И в последнюю секунду, когда от страшной рези в животе организм вытягивается в струнку, а отравленный бутерброд вываливается из пальцев, понимаешь: пора, поpа домой, в мою пирамиду.

Конец

11-27 Feb 2003